– Я тебе не верю, – отрезала Марис. – Если сейчас что-то и не так, то со временем все пройдет. И я снова полечу. Ну, иногда меня подташнивает. Невелика беда! Почему ты предполагаешь худшее? Почему я должна тебе верить?

Эван молчал, задумавшись. Потом встал и прошел в угол у черного хода, где лежали дрова, а также длинные плашки – остатки от тех, которые он приготовил для лубков. Он выбрал одну, длиной около шести футов, шириной в семь дюймов, а толщиной примерно в два, и положил ее поперек половиц. Потом выпрямился и взглянул на Марис:

– Сможешь пройти по ней?

Марис насмешливо подняла брови, но внутри у нее почему-то все сжалось. Конечно, она пройдет. Не выдержать такого испытания?

Она медленно поднялась со стула, уцепившись рукой за край стола, плавно прошла к планке – и пол не вздыбился, не ускользнул из-под ног, как в первый день. У нее нарушилось чувство равновесия? Какая чушь! Она не упадет ни на ровном полу, ни с плашки высотой в два дюйма.

– Не проскакать ли мне по ней на одной ноге? – осведомилась она у Эвана.

– Просто пройди, как ходишь всегда, – ответил он серьезно.

Марис встала на плашку одной ногой: доска оказалась слишком узка, чтобы поставить обе ступни, а потому она вынуждена была сразу сделать второй шаг. Ей вспомнились карнизы на обрывах, по которым она беззаботно бегала в детстве. А ведь некоторые были уже!

Плашка подрагивала и смещалась у нее под подошвами. Марис почувствовала, что падает набок, и невольно вскрикнула. Эван подхватил ее.

– Ты нарочно подвинул доску! – крикнула она в ярости и тут же поняла, что ведет себя глупо, по-детски. Эван молча посмотрел на нее, и Марис попыталась успокоиться. – Извини, – виновато сказала она. – Дай мне попробовать еще раз.

Он разжал руки, и Марис снова встала на плашку. Стиснув зубы, она прошла три шага и зашаталась. Одна нога соскользнула на пол. Выругавшись, она сделала еще шаг, и опять плашка словно сместилась. Хотя ее нога коснулась половицы, Марис все-таки сделала очередной шаг и перегнулась, теряя равновесие.

На этот раз Эван ее не подхватил. Она упала на четвереньки и сразу вскочила. Голова у нее шла кругом.

– Довольно, Марис. – Ласковые руки Эвана решительно оттащили ее от доски. Она услышала, что С’Релла тихо всхлипывает.

– Ну, хорошо, – сказала Марис, стараясь скрыть отчаяние, – со мной что-то не так, согласна. Но ведь я продолжаю выздоравливать. Дай мне время, и все пройдет. Я буду летать.

* * *

Утром Марис взялась за упражнения с удвоенным упорством. Эван принес ей набор каменных гирь, и она начала поднимать их. Но тут же убедилась, что не только поврежденная, но и здоровая рука очень ослабели за время болезни.

Собираясь как можно скорее испытать себя в воздухе, она отослала свои крылья в башню, чтобы личный кузнец Правителя занялась их починкой. И хоть та была поглощена приготовлениями к надвигающейся войне, но просьба летателя есть просьба летателя, и кузнец обещала выпрямить и восстановить распорки к концу недели. Она сдержала слово.

Марис сразу же тщательно проверила крылья, поочередно раскрывая и складывая каждый сегмент, осматривая шарнир за шарниром, убеждаясь, что ткань натянута туго и надежно закреплена. Ее руки делали все автоматически, словно не было никакого долгого перерыва. Уход за крыльями – главное для летателей. Марис одолевало искушение надеть их поскорей и отправиться к прыжковой скале, но она не поддалась порыву. Координация движений не совсем еще восстановилась, считала она, хотя на ногах теперь Марис держалась вполне уверенно. Каждую ночь она тайком устраивала себе испытание на плашке, и хоть до победы было далеко, улучшение чувствовалось. Нет, к крыльям она еще не готова, но скоро… скоро…

Иногда она сопровождала Эвана, когда он собирал в лесу целебные травы или навещал больных. Он учил ее названиям трав, объяснял свойства каждой, говорил, в каких случаях и как ими пользуются. Показывал он ей и лесных жителей. Четвероногие обитатели холодных восточных лесов мало походили на привычных милых зверьков в ухоженных рощах Малого Эмберли, и Марис было интересно наблюдать за ними. Эван и сам казался частью леса – настолько, что животные и птицы его не боялись. Удивительные белые вороны с рубиновыми глазами клевали крошки у него с ладони, и он легко находил потайные входы в норы обезьян-копателей, чьи подземные лабиринты пронизывали лесной грунт. А как-то раз он схватил ее за руку, указывая на дерево, где переливался с ветки на ветку клобучник-пытатель в погоне за невидимой добычей.

Марис оказалась прекрасным рассказчиком. Она летала более сорока лет, и запас ее чудесных историй был неистощим: о Малом Эмберли, о Штормтауне с его ветряными мельницами и портом; об огромных бело-голубых ледниках Артелии и огнедышащих горах Эмберса. Она описывала уединенность Внешних Островов на Востоке, за которыми простирается безграничный Океан; и говорила о дружбе, царившей на Эйри до того, как летатели разделились. Эван словно видел все это воочию и сопереживал вместе с ней.

Ни она, ни он никогда не касались того, что лежало между ними, отгораживало друг от друга. Эван не спорил с Марис, когда она мечтала о своих будущих полетах, и не напоминал о невидимом повреждении ее головы. Они опасались касаться этих зыбких, словно трясина, тем. О своих недомоганиях Марис умалчивала.

Однажды, когда они вышли из дома Эвана, Марис не дала ему углубиться в лес.

– Среди этих деревьев я чувствую себя взаперти, – пожаловалась она. – Мне нужно увидеть простор неба, вдохнуть чистый вольный воздух. Отсюда очень далеко до моря?

– Мили две. – Эван указал на север. – Видишь, вон там деревья редеют.

– Ты говоришь как-то неохотно. – Марис усмехнулась. – Ты не любишь, когда вокруг нет деревьев? Если тебе тяжело, то не ходи. Только я не понимаю, как ты можешь дышать в своем лесу. Он такой густой и тесный. А пахнет только мокрой землей, гнилью да опавшими листьями.

– Чудесные запахи! – Эван улыбнулся, и они повернули на север. – На мой вкус, море слишком холодное, пустое и огромное. Лес для меня – дом родной.

– Эван, какие же мы разные! – Она прикоснулась к его плечу и рассмеялась, почему-то обрадовавшись этому контрасту. – Да! Я уже чувствую дыхание моря!

– Как и на пороге моей хижины. Как повсюду на Тайосе, – возразил Эван.

– Лес заглушает дыхание моря. – Деревья вокруг редели, и Марис ощутила прилив бодрости: вся ее жизнь прошла возле моря или над ним. Каждое утро она просыпалась в доме Эвана в тоске по грохоту волн, острому соленому запаху… Но больше всего ей не хватало этой серой необъятности под столь же необъятным и бурным небом.

Деревья остались позади, открывая скалистый обрыв. Марис, тяжело дыша, подбежала к его краю, упиваясь панорамой моря и неба.

По темно-синему небу неслись серые клочья туч. Тут, внизу, ветер был относительно слабым, но кружащие в высоте коршуны сказали Марис, что там хватало воздушных струй. Нет, не тот день, чтобы мчаться с неотложным сообщением, но самый подходящий для развлечений – парить, пикировать, смеяться в прохладном воздухе.