Принц, за неимением мебели, сидел на полу, сжавшись в комок и прислонившись боком к стене то ли в попытке согреться, то ли чувствуя себя от прикосновения к камню увереннее и защищённее. Одежда его высочества была в порядке, хотя, разумеется, дневному свету открыла бы свою несвежесть и пятна грязи, неминуемо возникающие от встреч с земляным полом, но мне было важно именно отсутствие прорех и прочих свидетельств насилия. Итак, мальчика никто не бил и не пытался иным способом к чему-то принудить... Хорошо. Очень хорошо. А ещё лучше то, что я вижу на тонкой шее.

Наверное, при ином раскладе Рикаарда приковали бы к стене за ногу или за руку, но железный обруч оказался великоват для мальчишеских конечностей, а вот как ошейник — в самый раз. Надеюсь, его высочество в полной мере прочувствовал, каково сидеть на привязи? Если нет, то мой приход несвоевремен. Но пока не проверишь, не узнаешь, ведь так? Придётся рискнуть. В конце концов, для печального развития событий у меня порядок действий заготовлен. А вот для радостного... Как-то времени не было подумать. А, ладно! Отступать поздно.

Я взглянул на втоптанные в подгнившую солому останки еды, усмехнулся, подошёл к принцу поближе и присел на корточки, поставив свечу так, чтобы видеть лицо мальчика и позволить достаточно ясно рассмотреть своё.

— Мне сказали, вы, юноша, отказываетесь принимать пищу? По какой причине? Кухня недостаточно хороша для вас?

Конечно, он промолчал, даже не посмотрев в мою сторону. Упрямство? Гордость? Особой разницы сейчас между ними нет: способны помочь не сдаваться, и то польза.

— Не желаете отвечать? Не надо. Но всё же позвольте спросить — вы считаете себя умным человеком?

Он вздрогнул, как и любой другой на его месте от неуместности вопроса.

— Если вы умны, то должны понимать — вашей смерти никто не желает. Скажу больше: она никому не принесёт выгоды, и вам — в первую очередь. А раз умирать не нужно, умный человек копит силы для жизни. Поэтому не откушать ли вам немного? Колбаса пахнет весьма аппетитно, а хлеб испечён самое большее вчера и ещё не успел зачерстветь. И даже яблоки есть можно, хоть они не совсем приглядны на вид.

Молчание и ни малейшего шевеления. Закономерно. Что ж, выкладываю свой последний козырь. Самый главный. Если и сейчас не получится, не получится никогда:

— Я понимаю, что вы не хотите ничего принимать из моих рук, но других рук рядом попросту нет.

Только теперь принц поднял взгляд. Медленно, словно боясь резким движением прогнать робкую надежду. Всмотрелся в моё лицо и... Отпрянул назад, отворачиваясь и вжимаясь в стену ещё сильнее чем прежде, а худые угловатые плечи предательски задрожали.

Я подождал с минуту, потом осведомился:

— Основная часть слёз уже пролилась?

Он замер, долго не решаясь повернуть голову, но зато перестав беззвучно рыдать, потому что силы внезапно потребовались для другого действия — лихорадочных размышлений.

— Еду унести? Уж извините, но размазывать её по полу не считаю благим делом, и если вы не желаете кушать, лучше я сам...

— Ты пришёл посмеяться, да?

Ручейки слёз на осунувшихся щеках ещё не высохли, но уже не вызывали тревоги: первое потрясение прошло.

— А как думаете вы сами?

Принц виновато отвёл взгляд.

— Вообще, смеяться я предпочитаю по другим поводам, а здесь и сейчас ничего смешного не вижу.

— Значит, ты пришёл отомстить.

— Можете сказать, за что? А то я никак не могу придумать.

Глаза Рикаарда растерянно округлились:

— Но я... Тогда, в поместье... Я же при всех оскорбил и...

— Хорошо, что вы это понимаете. Но позвольте заметить: оскорбление имеет вес, только если обе стороны считают его таковым. А я не нашёл в ваших словах ничего обидного для себя. В конце концов, отрицать, что на мне тоже какое-то время был надет ошейник, глупо. И ещё глупее спорить о разнице в правах раба и господина.

— Ты... не злишься?

— На вас? Хотите, открою великую тайну? Все горькие и дурные чувства мы испытываем не к кому-то постороннему, а только к себе самим. Собираясь оскорбить меня, вы ненавидели свою слабость и неудачи в прошлом, верно? Вы проиграли не потому, что я оказался сильнее, а потому что сами оказались слишком слабы. Ничего, пройдёт время, вы научитесь оценивать и свои силы, и силы противников, и станете непобедимы. Если захотите. Но поверьте, вечно побеждать — жуткая скука!

Он смотрел на меня, и по золотистым отблескам свечного пламени в глазах было понятно: мальчик никак не может поверить в то, что все беды закончились. В то, что спасение пришло. Правда, не с ожидаемой стороны и не слишком поспешно, но вот оно, рядом, в одном шаге, стоит только протянуть руку...

Подрагивающие пальцы коснулись моего колена.

— Это на самом деле ты?

— А кто же ещё? Или вы встречали другого простака, согласного изгадить свои чудесные золотые локоны чёрной краской только для того, чтобы накормить вас завтраком?

Ну наконец-то! А я уже и не надеялся увидеть улыбку на измождённом переживаниями лице.

— Так что ешьте и набирайтесь сил.

Он послушно кивает, и всё же не может не спросить:

— Ты останешься здесь?

— Конечно. Иначе зачем было приходить?

Насчёт «золота» я, конечно, приврал: волосы у меня обычные, рыжеватые, не тёмные и не светлые, но благодаря помощи Литы удалось превратить их в довольно жёсткие, почти прямые и угольно-чёрные. Как оказалось, простая перемена цвета способна изменить человека почти до неузнаваемости. То есть хорошие знакомые смогут вас опознать, если вы им это позволите, те же, кто видел мельком, скорее всего даже не подумают, что вы — это вы. А учитывая, что серебряный зверёк снабдил меня ещё и тоненькой плёнкой, сделавшей глаза тёмно-бурыми, преображение произошло просто чудесное.

Я мог бы оставить всё, как есть, и даже в этом случае не вызывал бы подозрений у некроманта, но посещать окрестности Мирака в своём прежнем виде посчитал более рискованным, чем приемлемо для успешного решения поставленной задачи. Которую, собственно, уже более чем наполовину решил.

С принцем всё хорошо. И останется хорошо, если приложу ещё немножко усилий. Не сегодня-завтра злодей-труповод раскроет мне большую часть тайн, потребных для участия в завоевании мира, и нужно будет лишь терпеливо, шаг за шагом, вычистить змеиное логово. Ну что, жизнь удалась? Вполне!

— А вы волшебник, — заметил некромант, намазывая толстым слоем масла хлебную лепёшку.

— В чём же состоит моё волшебство?

— Или просто умеете обращаться с детьми, неважно. Но вам удалось уговорить мальчика прекратить голодание, и, признаться, я очень этим доволен.

— Сверх жалованья пару монет не накинете? За усердие?