с дровами и углем, он подошел к нему.

— Дядь Ген, слушай, посоветоваться хочу. Пока тебя не было, мне тут позвонили. — И он пересказал свой разговор с Павленко. — Что ты думаешь по этому поводу?

Тот пожал плечами.

— А что я могу тут думать? Для тебя принципиально, где жить — в центре или на юге области?

Артем в свою очередь тоже пожал плечами.

— Не знаю. Думаю, что нет.

— Ну и вот… А в остальном, мне кажется, сплошные плюсы. Считай сам: зарплата выше, квартира в полцены, опыта больше получишь, ведь, по сути, это карьерный рост, самостоятельности больше. А через десять лет, может, обратно переедешь, если там не приживешься.

— А дочка? С ней как? Ведь это всё же другой город, а я обещал ей, что рядом буду.

— Ну, а что дочка? Я так думаю, что в область ты всё равно будешь часто ездить, вот и будешь к ней заскакивать. Да и со связью сейчас проблем вроде нет, телефоны-то работают. Что ж она — не поймёт? Поэтому, если для тебя на областном центре свет клином не сошелся, то я думаю, это вполне себе хорошая новость.

— Да уж… — улыбнулся племянник. — Наверное, первая за последнюю неделю.

— Вот и ладно. Сейчас печку затоплю, блины оставшиеся разогреем, да и поужинаем ими, — подмигнул дядька. — Не возражаешь? Или тебе время на раздумье дать?

Артем засмеялся:

— Не возражаю. Кто же от такого откажется?

9 октября

В субботу Артем проснулся рано. Ото всей кутерьмы нескольких прошедших дней, от пережитых эмоций он изрядно подустал, но сейчас чувствовал себя более-менее спокойным и отдохнувшим. В ногах опять лежала кошка, которая, увидев, что человек проснулся, громко замурчала, выгнула спину и стала размеренно терзать когтями пододеяльник.

На улице было ещё совсем темно, но Артем сразу понял, что ночью что-то произошло. Комнату наполнял белесый отсвет, тускло освещавший потолок со стенами. Приподнявшись, он выглянул в окно и замер — весь мир снаружи был укрыт белым, а с темно-серого неба густо валили крупные снежинки. «Ух ты, навалило-то сколько! — удивился он. — И всего за ночь».

Скрипнула кровать в дяди Гениной комнатушке. Кошка спрыгнула с дивана и легкой трусцой побежала в прихожую.

— Ну чего ты… — тихо пробормотал дядька. — Подождешь, рано ещё. Вот печку затоплю, тогда тебе молока дам.

Артем лежал с открытыми глазами и слушал, как тикают ходики. Снова закрыв глаза, он стал думать о предложении, с которым вчера позвонил ему Павленко. Новое всегда и манит, и пугает одновременно. Наверное, потому, что оно непривычно, просто не знаешь, как там всё будет. «Главное не бояться и верить», — подумал Артем. Незаметно для себя под эти мысли он снова задремал.

Проснулся он лишь тогда, когда его тронул за плечо дядя Гена.

— Вставай пришёл, — улыбался дядька. — Поднимайся, девять часов уже доходит. Умывайся, да завтракать будем. А потом пойдем в огород снежную бабу лепить. Снега навалило полным-полно…

— Ага, я уже видел, — потянулся племянник.

— Когда ты успел?

— Да проснулся под утро, в окно глянул, а там красота такая…

Когда поели, Артем стал собираться в лес. Дядя Гена снова дал ему свои сапоги и убедил надеть шерстяные носки — «Иначе ноги быстро замерзнут, в резине же, а там как-никак снег лежит», — а также старый армейский бушлат вместо куртки.

До леса идти далеко не надо, вышел на улицу, и вот он — через дорогу. Снег, белый как чистый лист бумаги, завалил опавшую листву, ещё день назад густым ковром покрывавшую землю. Хорошо ещё, что было пасмурно, иначе смотреть на эту белизну было бы совсем невмоготу. Но Артем всё равно щурился с непривычки.

Осенний лес молчалив, в нем не слышен ни птичий гам, ни стрекот кузнечиков, ни жужжание мух. Вокруг было так тихо, что было слышно, как с какой-нибудь ветки, не справившейся с нежданной ночной ношей, с глухим буханьем падал на землю ком рыхлого снега. Белые, в крупную черную крапину стволы берез почти растворялись в пространстве. Яркими темными пятнами на их фоне выделялись лишь зеленые лапы молодых невысоких сосен, не успевших ещё вытянуть свои стволы вверх, к небу, в борьбе за редкие здесь, в подлеске, лучи солнца. Сосновые ветки тоже гнулись книзу под весом снежного покрывала, но держались.

Артем остановился на какой-то полянке. «Хорошо-то как…» — улыбнулся он этому первому осеннему снегу, продолжавшему неслышно падать с неба, улыбнулся березам, замершим в утреннем безветрии, и полной грудью вдохнул легкий морозный воздух. Хотелось ни о чем не думать, забыть бы хоть на время всё то, что осталось там, за этим лесом, за этим безмолвием. Хоть немного, но слушать только эту тишину и всё! Представить, что нет в этом мире больше ничего, кроме этой ослепительной белизны, окружившей его со всех сторон! Как было бы хорошо… Артем вдруг нагнулся и, зачерпнув полную пригоршню снега, энергично растер им себе лицо. «Иэ-э-х-х!» — выдохнул он и засмеялся.

Сняв шапку, Артем прислонился спиной к старой березе и замер, стараясь слиться с этим миром, не нарушать своим присутствием — ни словом, ни вздохом — ту гармонию, что разлилась вокруг.

Но вот совсем недалеко кто-то быстро вспорхнул на дерево, и сразу же оттуда зазвучала глухая дробь — тук-тук, тук-тук-тук, тук, тук-тук… Дятел. Артем быстро отыскал его взглядом. Тот сидел на сухой березе и деловито простукивал её, методично передвигаясь вверх по стволу. Видимо не найдя ничего интересного, дятел повертел головой, одетой в яркую красную шапочку, и перелетел на соседнее дерево, где продолжил отстукивать свою морзянку.

Примерно через минуту Артем услышал легкий шорох, который доносился со стороны невысокой сосны, чьи иголочки робко выглядывали из-под навалившегося на них снега. Одна ветка дрогнула, и снежная шапка скатилась с неё вниз. Артем осторожно повернул голову и присмотрелся — мелькнул пушистый хвостик, за ним показалась полосатая желто-черная спинка — бурундук. Не залег ещё в свою зимнюю спячку, делает последние приготовления к ней. Деловито запрыгнув на одну ветку, потом на другую, зверек замер. Зыркнув черными глазками в сторону Артема, он соскочил вниз и, высоко подпрыгивая и оставляя в снегу глубокие следы, побежал к красневшей неподалеку рябине.

Несмотря на выпавший снег, жизнь в лесу шла своим чередом. Артем надел шапку и не спеша побрел дальше, подняв голову и ловя ртом прохладные хлопья, летевшие с неба. На душе у него было светло и радостно.

Через какое-то время он вышел на проселочную дорогу, шедшую через березник. Дорога