Ливий прямо говорит, что главным противником Фабия можно было считать в те времена не столько Ганнибала, сколько его собственного начальника конницы — Минуция.

Вот Минуций и был самым подходящим «клиентом» для Ганнибала, сродни покойному Фламинию. Раздразнить этого человека и затащить его в заведомо безнадежное сражение Ганнибалу бы ничего не стоило. Мешал этому только Фабий...

«Был он (Минуций) человеком неистовым, — пишет Тит Ливий, — скорым на решения, необузданным на язык; сначала в небольшом кругу, а потом открыто в толпе стал бранить Фабия, который будто бы не медлителен, а ленив, не осторожен, но трус; истолковывая доблести диктатора как пороки, он унижал высшего и превозносил себя — гнусное искусство, доставившее многим блестящий успех и потому процветающее».

Сначала в войске римлян царило приподнятое настроение. Фабий вел легионы быстрым маршем, и солдаты думали, что он готовится наконец вступить в сражение с захватчиками. Душа горела, руки рвались к мечам. Очевидно, картины, которые разворачивались перед солдатами Рима, способствовали росту подобных настроений: карфагеняне, а особенно нумидийские всадники, не церемонились с жителями Кампании и с их имуществом. Однако Фабий опять ничего не предпринял. Глядя на пылающие поля Фалернской области, Минуций сказал (как передает Ливий):

«Ужели пришли мы сюда наслаждаться приятнейшим зрелищем — смотреть, как убивают союзников и жгут их жилища! Если нам никого не стыдно, то постыдимся хотя бы граждан, которых отцы наши поселили в Синуэссе, чтобы всему этому краю была защита от самнитов. А сейчас пожары устраивает не сосед-самнит, а чужеземец, пуниец, который по нашей беспечности и медлительности пришел сюда с края света! Мы не сыновья наших отцов: мы выродки! Они считали для себя позором, если пунийский флот проходил мимо их земли; мы еще увидим, как тут будет полным-полно нумидийцев и мавров...»

Ливий, не столько историк, сколько беллетрист, любит сочинять длинные речи и вкладывать их в уста своих героев, поэтому и Минуций у него распинается добрых две страницы, кратко пересказывая события Второй Пунической войны до «настоящего момента». Если же коротко, начальник конницы подстрекал солдат выступить немедленно и начать сражение с захватчиками.

Фабий был осведомлен о своей непопулярности. Он отлично знал, что Минуций окончательно утратил лояльность к диктатору и подстрекает солдат. Известно ему было и то, что бранят его уже не только в собственном войске, но и в самом Риме.

Тем не менее от своего изначального замысла Фабий не отступался, и с твердостью, «достойной античного героя», продолжал не делать ничего. На самом деле заставить подчиненных не делать ничего бывает даже труднее, чем заставить их делать хоть что-то. Люди существа удивительные в этом отношении.

Лето миновало, осень заканчивалась, надвигалась зима. Зима в Кампании хоть не слишком суровая, но все-таки зима[89]. В области, где застрял Ганнибал, летом было много всего прекрасного, и можно было дразнить римлян, уничтожая их виноградники. Однако Кампания, как справедливо замечает историк, «богата только тем, чем дарит лето и что ласкает зрение и вкус, но не тем, что поддерживает жизнь». Короче говоря, запасов хлеба и иного продовольствия карфагеняне там не нашли.

Фабий знал, что Ганнибал пойдет обратно той же дорогой, какой пришел сюда. Карфагеняне «отяжелели», они тащили с собой награбленное за лето. Фабий перевел свои легионы в Казилин, тот самый, который не нужен был Ганнибалу, — и перекрыл карфагенянам проход через долину реки Вультурн.

Минуций был отправлен им следить за Аппиевой дорогой.

У Ганнибала остался один путь из Кампании — по узкой долине реки Калликулы. Эта речка протекала севернее города Калы[90].

Когда Ганнибал двинулся вдоль реки, Фабий решил его перехватить и устроил засаду из четырехсот всадников в самой долине, а прочие свои силы разместил на холме неподалеку.

Здесь мы опять вступаем в область легендарного.

Сначала попробуем хотя бы приблизительно разобраться, что, собственно, происходило в долине Калликулы. Некоторые историки относят эпизод с «Казином»-«Казилином» и распятым проводником-«Сусаниным» именно к осени 217 года до н. э. и к моменту, когда Ганнибал отходил из Капуи. Конечно, это выглядит более логично, ведь ошибка проводника вполне могла стоить Ганнибалу армии и жизни. Он мог счесть, что его завели в фатальную ловушку. Но ловушка эта фатальной для Ганнибала вовсе не была, и выбрался он из нее вполне эффективно.

С другой стороны, тот же Тит Ливий относит эпизод с проводником не к выходу Ганнибала из Кампании, а к появлению его в Кампании, то есть несколькими месяцами ранее.

Так или иначе, обстановка на осень 217 года до н. э. выглядела так: Ганнибал в тесной долине, Фабий на холме и четыреста всадников пытаются обойти карфагенян.

А вот всадниками этими командовал человек, который был Ганнибалу крайне удобен, поскольку разделял мнение и представление Минуция о том, как именно следует вести войну. Звали этого командира Луций Гостилий Манцин, был он молод и весьма горяч. Под началом у него были конники из числа римских союзников.

Манцин поначалу старался сдерживать свой нрав и действовал как разведчик: он выслеживал неприятеля, но в стычки не вступал. Однако для нумидийцев не составило труда разозлить его до потери сознания. Когда Манцин увидел «беззащитных» и «беспечных» нумидийцев, которые просто бродили по округе, он набросился на них.

«Нумидийцы то выезжали вперед, то скакали обратно, истомили у Манцина и лошадей и людей и завлекли его к самому их лагерю, — рассказывает Ливий. — Оттуда Карфалон, командовавший всей вражеской конницей, гоня лошадей во всю прыть, почти пять миль безостановочно преследовал бегущих римлян, пока не подошел к ним на перелет дротика».

Манцин уже оценил ситуацию: убежать не получится, придется принимать бой с врагом, который превосходит его во всем. Римляне развернулись навстречу противнику — и полегли почти все во главе со своим доблестным командиром. Немногие уцелевшие разбежались и кое-как добрались до ближайшего города — это были Калы. Оттуда почти непроходимыми тропами они доползли до Фабия.

Итак, что, собственно, произошло с войском карфагенян? Оно оказалось, в общем-то, в «котле».

Ганнибал угробил целое лето на то, чтобы заставить Фабия сделать хоть что-нибудь. Он прошел по Кампании, заглянул в Фалернскую область (славную своим вином) и там безнаказанно грабил и сжигал все, до чего дотягивались руки. Досадно было, что ни один из тамошних городов не перешел на сторону пунийцев, как это происходило в Галлии[91]. Хотя италийцам приходилось тяжко и Ганнибал здорово их донимал своими набегами, они стойко держались союза