– Прошу, будь внимательнее, смотри, куда ставишь ногу, а рукой придерживайся за гору.

Дорогая спускается и часто виляет. На тропе повсюду мелкие камни, что довольно опасно. Можно поскользнуться. Мы идем очень медленно. Иногда я кашляю, но делаю вид, что это от чрезмерного напряжения. Я очень устал, почти выбился из сил.

Вдруг моя память включается, и я неожиданно все вспоминаю. Теперь все наоборот: Лоренцо – это я, а я – дедушка. Лоренцо проворней тогдашнего меня, а может, его ботинки удобнее тех, что были на мне тридцать лет назад.

– Пап, можно тебя кое о чем спросить?

– Да, конечно.

– А кто этот дружище Фриц, о котором вы с мамой так часто говорите? У тебя что, новый друг, я его не знаю?

– Да, ты его не знаешь. Это не слишком хороший человек, и будет лучше, если вы никогда не познакомитесь.

– Тогда почему он твой друг?

– Это просто ирония, примерно, как когда Ева тебе говорит, что ты круглый отличник.

– То есть это неправда?

– Ну, не совсем. Ирония – это скорее шутка. То есть ты хочешь сказать одно, но называешь это иначе. Например, на прошлой неделе, ты помнишь, что я тебе сказал, когда ты сбил мячом картину и сломал раму?

– Ты сказал: «Молодец, поздравляю!»

– Ну вот, я сказал это с иронией.

Лоренцо улыбается. Он все понял.

Я тоже ему улыбаюсь. Жаль, что я нечасто устраивал такие мужские дни. Ужасно жаль.

Море уже совсем рядом. Вот мы и пришли. Я помню этот проход между деревьями, за которыми вот-вот появится прекрасная бухточка.

Некий звук говорит о том, что что-то не так: я слышу гул голосов и какую-то музыку, кажется, радио, ведущие которого заботливо предупреждают итальянцев аккуратно выезжать из города, чтобы не образовывались пробки. Сегодня первая пятница теплого лета. А потом раздается вечнозеленый хит всех времен: «Атлас» – заставка из мультика «Робот-Грендайзер».

И вот, с первыми словами незабываемого детского хита «Он может стать огромной ракетой» мы выходим на райский пляж. Райским он был когда-то. Теперь же на нем тусуется целая орда народа, который привезли сюда на двух лодках, качающихся на волнах в тридцати метрах от берега. Пляжные зонты, шум голосов, запах крема от загара, бикини, бутерброды с моцареллой и помидорами. На пятидесяти метрах скалистого пляжа столько народу, сколько можно встретить в фирменном магазине в дни скидок.

Лоренцо смотрит на меня и выдает:

– Отлично, папа. Прекрасный затерянный пляж.

Идею иронии он уловил лучше некуда. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

Мы находим свободный уголок у скалы, где можно положить полотенца и рюкзаки.

– А их не украдут? – спрашивает Лоренцо.

– Мы будем за ними приглядывать. Так, пошли поплаваем.

Я снимаю футболку и зову наследника за собой. Он колеблется, но потом идет к воде.

Я бегу в воду и ныряю. Лоренцо проходит несколько шагов и остается на мелководье, вода доходит ему до пояса. Успокаивающее прикосновение песка к ступням для него все равно, что материнское чрево для плода.

Я подплываю к нему.

– Не хочешь немного покачаться на волнах? Я тебя подержу.

Лоренцо соглашается и поднимает ноги. Я кладу одну руку под голову, а другую под поясницу сына.

– Дыши глубоко. Наше тело – это как дерево. Оно плывет само и не может утонуть.

– Даже если я проглочу двадцать литров воды?

– При чем здесь вода? Если наглотаешься воды, то, конечно, потонешь. Но если ты начнешь погружаться, просто держи рот закрытым, и так ты не наглотаешься.

Лоренцо расслаблен. Он закрывает глаза и отдается на волю волн. Я слегка придерживаю его, но закон Архимеда прекрасно работает и без меня. Постепенно я расслабляю руки. А потом отпускаю. Он не замечает. Я стою рядом, чтобы его подстраховать. Он прекрасно держится на воде, пока не открывает глаза. И вдруг понимает, что мои руки больше не держат его. Лоренцо начинает размахивать руками и искать ногами дно, но течение отнесло нас немного вперед, и до дна не достать.

– Папа! Я тону!

– Спокойно, ты не тонешь. Я рядом с тобой. – Это его успокаивает. – Попробуй подвигать ногами, как будто ты едешь на велосипеде.

Он пробует. Но руки, в панике бьющие по воде, мешают ему сохранять равновесие.

– Хватит, пап! Помоги!

– Чем больше ты расслабишься, тем легче тебе будет плыть. Давай. Ноги велосипедом, руки вытянуть на воде, как будто ты открываешь шторы.

Велосипед, шторы… Уже лучше.

– Давай на берег! Я не могу!

– Можешь! Давай. Крути ногами велосипед, а руками двигай одновременно, как будто ты лягушка.

Наконец-то Лоренцо улавливает ритм. Успокаивается. И плывет.

– Вот видишь, ты можешь!

Он удивленно улыбается.

Ноги, руки, ноги, руки.

Лоренцо уже плывет. А для разных стилей еще настанет время.

Я подплываю к нему и крепко обнимаю. Сын устало повисает в моих объятиях. Я отвожу Лоренцо на несколько метров вперед, где он уже достает до дна.

– Ты показал себя молодцом! – замечаю я.

– Ты сейчас иронизируешь? – спрашивает он, переводя дыхание.

– Нет, я совершенно серьезно.

Мы ложимся на солнце, чтобы обсохнуть. Потом съедаем бутерброды, которые нам сделали в гостинице. Так мы сидим, пока туристы не возвращаются на лодки и солнце не склоняется к горизонту. На пляже полно мусора, вторжение купальщиков уничтожило его красоту. Мы принимаемся собирать мусор. Сгребаем две огромные кучи. Надеюсь, завтра кто-нибудь в этой лодке устыдится и захватит все это с собой.

Мы возвращаемся в гостиницу в темноте. Мы ужасно устали, даже поужинать нет сил.

– Ну, как прошел день? – спрашивает Паола, едва мы остаемся одни.

– Я должен был проводить с ним куда больше времени.

– Я знаю, – горько отвечает моя жена. – Я знаю.

Мы спокойно едем по Аурелии, окна открыты. Я вспоминаю фильм Дино Ризи «Обгон». Я – точно главный герой, Бруно Кортона, которого сыграл Витторио Гассман. Фильм Ризи – настоящий шедевр, предок всех последовавших «роуд-муви». Я веду машину, не обращая внимания на сильную режущую боль в боку. Паола сидит рядом и дремлет, а за окнами проносится Тоскана, и вот мы наконец-то триумфально въезжаем в Лигурию. Ева тоже уснула на плече у Лоренцо, а вот сын внимательно следит за дорогой и читает указатели.

– Помедленней, папа, тут стоит камера.

– Спасибо.

В этот момент автомобиль, едущий по встречке, сигналит нам фарами.