Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это подождёт, — слова дались ещё труднее. — Я хотел извиниться. Не за вчера, а просто. Я стал слепым, глухим и немым и разучился что-то замечать. Вы все из-за меня пострадали.
Раз сделал паузу и почувствовал, что слова начали даваться легче, они точно сами вылетали, давно готовые вырваться наружу. Рена, не шевелясь, смотрела на него и плотно сжимала губы.
— И это уже не исправить никаким «прости». Вокруг сплошные неизвестные переменные, но единственное, в чём я теперь уверен — вы мне нужны. Вы моя семья, хоть и я — тот паршивый сын, который, как говорится, есть в каждой семье. Я просто хочу сказать, что буду стараться измениться. Я ещё не нашёл верных ответов, но я найду.
— Хорошо. Я хотела рассказать о словах Лаэрта.
Раз почувствовал разочарование — она что, ничего не ответит? Но это даже правильно. Рена уже выговорила своё, наделала. Пора и ему начать говорить или делать, не ожидая ответа.
— И что же это? — Раз достал из кармана игральную кость.
Выпало две четвёрки. Опять эти проклятые четвёрки. И брат был ею, и нортийка. Что бы это могло значить?
Девушка рассказала всё: про первую встречу в «Камне» и про вторую на выставке, про то, как Лаэрт узнал Раза в поезде и обнаружил её, как хотел встретиться с братом и как тогда, семь лет назад, допустил ошибку.
Раз всё крепче сжимал игральные кубики, пока кисть не свело от боли.
Лаэрт знал, что брат жив, что за ним следят и теперь уверен, что они хотят его убить. И он был готов добровольно пойти на риск ради встречи. А то «Попробуй — узнаешь» оказалось не хитрым планом, а случайностью. Лаэрт не знал, чем это обернётся, и на самом деле он…
«Один миллион девятьсот тысяч один, один миллион девятьсот тысяч два…»
Перед глазами замелькали стройные ряды чисел, превращая непослушные, горячие мысли в такую же красивую логичную картину.
Это не могло быть правдой. Такое же притворство, как ласковый тон, которым Лаэрт звал к себе, чтобы передать врачам. И та мысль, что произошедшее — ошибка, всё было иначе, самая предательская на свете. Надо её связать длиннейшей цепью из цифр, запрятать в тёмный угол и никогда, никогда, никогда к ней не возвращаться.
Руки бессильно сжались в кулаки.
— Хорошо, — как можно равнодушнее ответил Раз. — Спасибо, что рассказала. Это важно для меня.
— …Но я всё равно ничего не сделаю. Так?
— Сделаю, ещё как, — Раз глубоко вдохнул и произнёс быстро и горячо, как молитву: — Я украду всё то, чем он пичкал меня, получу за это деньги, а потом упрячу в больницу, на своё место. И посмотрим, кого он будет взывать, когда к нему придёт первый кошмар, вызванный таблетками.
Но внутри что-то сломалось. Раз уже не чувствовал опоры в этих словах, и никакая фантазия о том, как Лаэрт мучиется, не грела так, как раньше.
А надо, надо, чтобы грела. Что, несколько слов, и снова тот наивный мальчишка рьяно машет руками, готовый стать обманутым? Нет уж. Надо вспомнить, как было в больнице, чтобы в нужный момент никакой слабак Кираз не выбрался наружу.
Раз потёр подбородок, задумавшись, как найти человека, который мог напомнить о тех трёх годах, затем посмотрел на Рену:
— Почему ты мне сказала? После всего?.. Что если я послушаю Лаэрта, откажусь от дела, и ты не получишь свою долю? Или правда убью его?
Рена вздохнула:
— Я не хочу быть как ты, Раз, хочу быть честной с собой и с другими. Я бы всегда выбирала говорить тебе правду. В этих стенах у всех и так проблемы с доверием, и немного искренности никому не помешает, — улыбнувшись, Рена быстрым шагом вышла из зала.
Раз посмотрел ей вслед. Да, немного искренности никому не помешает. Он почувствовал, что ему стало легче, будто из него выпустили старую, застоявшуюся кровь, отравляющую весь организм.
Но снова приближалось время пить таблетки, которые должны были стереть чувства, боль, а вместе с ними, наверное, сам разум.
Зажёгся свет. На пороге маленькой гостиной застыл пятидесятилетний мужчина в твидовом костюме. Увидев Раза, он тоненько, по-женски, вскрикнул и прижал к груди портфель.
Этот олух точно не знал, что замки стоит менять хотя бы каждые три года, а лучше — ежегодно. Но нет, на его двери был старый простенький образец, который удалось открыть одной отмычкой всего за двенадцать секунд.
Раз с улыбкой посмотрел на знакомого. За три года облик того не изменился: лысая макушка и густые бакенбарды, очки с толстыми стёклами, белёсые губы. Казалось, такой как он не способен на зло или жестокость. Но Раз хорошо помнил эксперименты Гайлата Шидара, и стоило взглянуть на его сухую фигуру, он снова почувствовал страх, бессилие, а главное, боль — от связываний, от побоев, лекарств, ломки.
Положив локоть на стопку книг, высившуюся рядом на диване, парень сказал развязным тоном:
— Не помогло мне лечение. Что будем делать дальше?
Врач жил в маленькой квартирке на втором этаже. Она больше напоминала библиотеку: каждый свободный сантиметр занимали книги, вернее, тяжёлые научные труды. О да, этот проклятый учёный не оставлял своих экспериментов и по-прежнему искал способ искоренить главную болезнь человечества.
— Кто, кто, кто… — заикаясь, начал Гайлат. — Вы? Уходите, я сейчас же позову полицию!
— А кто сказал, что я вас выпущу?
— Я позову соседей, — беспомощно пролепетал Шидар.
Разу он запомнился совсем другим — решительным, упрямым, властным. В худеньком тельце таился громогласный голос, которым Гайлат привык отдавать распоряжения по поводу пациентов, а глаза, казалось, горели фанатичным огнём. Но сейчас врач превратился в обычного труса, который едва не обосрался в первую же секунду. Что, без своих подручных, без инструментов и лекарств уже не чувствовал себя сильным?
— Кто вы? — Шидар тяжело опустился в кресло напротив, продолжая крепко сжимать в руках портфель.
— Один из бывших пациентов. Наверное, будет нетрудно вспомнить. Сколько их, таких бывших? Никто ведь не вылечивается, верно?
— Кираз Адван? — врач выпустил портфель, и тот со стуком упал на пол.
Раз передёрнул плечами — чужое имя, не его. Оно казалось смешным и одновременно неприятным, точно за ним и правда прятался другой человек, с которым не хотелось иметь никакого дела.
— Что тебе нужно? Ты пришёл меня убить?
— А есть за что, всё-таки? Вы признаёте, что ваше «лечение» на самом деле мучение?
Надо привести разговор к Лаэрту — Раз помнил это, но не мог. Воспоминания накатили с новой силой, и за холодным тоном прятались страх и ощущение бессилия, каких он давно не испытывал. Наверное, с тех самых пор. Раз знал, что ничего, ничего уже Шидар не может сделать, сила на его стороне, но оставаться спокойным не получалось, каким бы длинным не был ряд чисел, призываемый в голове.