— Ладно. Приду.

— Круто. Ждем.

Он повернулся на каблуках и пошел вразвалочку: походку он явно отрабатывал перед зеркалом. Вдруг остановился, двинулся назад, спросил, заложив большие пальцы в карманы джинсов и поигрывая бедрами:

— У тебя пивка в холодильнике не завалялось?

— Нет. А что?

— Да ничего… Захвати лед.

Зоэ стало не по себе. Гаэтан ей нравился, но Поль Мерсон ее подавлял, а с Домитиль Лефлок-Пиньель она чувствовала себя неуютно, сама не зная почему. Эта девица словно двоилась, и непонятно было, чего от нее ждать. С одной стороны, аккуратная, правильная, в плиссированной юбочке, с белым воротничком, а с другой — в глазах нет-нет да и мелькнет грязный огонек. Мальчишки, говоря о ней, хихикали, а когда Зоэ спрашивала почему, начинали хихикать еще громче и к тому же облизываться.

Она спустилась около половины десятого. Села в полумраке подвала, где горела одна-единственная свеча, и сразу предупредила:

— Я ненадолго…

— Лед принесла? — спросил Поль Мерсон.

— Все, что нашла… — ответила она, открыв пластиковый контейнер. — Коробку бы еще не забыть…

— Гляди, какая хозяюшка, — усмехнулась Домитиль, посасывая палец.

Поль Мерсон достал бутылку виски, четыре стаканчика из-под горчицы и налил каждому по полстакана.

— Увы, минералки у меня нету, — сказал он, вновь закрывая бутылку и пряча ее за толстую трубу, обмотанную черной изолентой.

Зоэ взяла стаканчик и с опаской поглядела на пахучую жидкость. Однажды вечером мать откупорила бутылку шампанского, чтобы отпраздновать успех книги, она попробовала — и помчалась в ванную отплевываться.

— Ты еще скажи, что никогда в жизни не пила! — фыркнул Поль Мерсон.

— Оставь ее в покое, — возмутился Гаэтан, — трезвость не порок.

— Но это так прекрасно, — сказала Домитиль, вытягивая ножки на бетонном полу. — Не представляю своей жизни без алкоголя!

«Ну и кривляка! — подумала Зоэ. — Строит из себя роковую женщину, а сама младше меня на год».

— Эй! А вы знаете, зачем нужна половина собаки? — спросил Гаэтан.

Они ждали ответа, посасывая льдинки. Зоэ нервничала. Если не выпьет, выставит себя овца овцой. Ей пришло в голову, не вылить ли незаметно содержимое стакана себе за спину. Темно, они не увидят. Она придвинулась к трубе, оперлась на нее, вытянула руку и медленно вылила виски.

— Чтобы быть поводырем одноглазого!

Зоэ искренне расхохоталась и от смеха как-то сразу успокоилась.

— А знаешь, в чем разница между пастисом «51» и пастисом «63»?[74]— спросил Поль Мерсон, злившийся, что Гаэтан переключил внимание на себя.

Они снова уткнулись носами в стаканы в поисках ответа. Поль Мерсон ликовал.

— Что-то, наверное, очень мерзкое, — сказал Гаэтан.

— Ты недалек от истины! Ну так догадались или нет?

Все трое замотали головами.

— Один пахнет анисом, а другой анусом!

Все прямо покатились со смеху. Зоэ закрыла лицо, делая вид, будто сдерживает дикий хохот. Поль Мерсон снова потянулся за бутылкой:

— Еще по маленькой?

Домитиль протянула свой стакан. Гаэтан сказал: нет, спасибо, не сейчас, и Зоэ последовала его примеру.

— Ээ… а колы нет случайно?

— Нет.

— Жалко…

— В следующий раз сама принесешь! В следующий раз каждый что-нибудь принесет, и оттянемся по полной. Можно даже музыкальный центр притащить, воткнуть в подвальную розетку. В общем, я займусь звуком, Зоэ жрачкой, а Гаэтан с Домитиль спиртным.

— Мы не сможем! Нам не дают карманных денег, — возразил Гаэтан.

— Ну тогда Зоэ отвечает за жрачку и бухло, алкоголя я тебе подкину.

— Но я…

— У вас бабла навалом! Мне мать говорила, книжка твоей мамаши пульнула еще как!

— Но это неправда!

— Определись уже. Ты с нами или чего?

Зоэ совсем не была уверена, что хочет быть с ними. В подвале воняло плесенью. Было холодно. Неудобно сидеть на остром гравии. Да и вообще дурацкое занятие — сидеть на земле, ржать над плоскими шутками и пить какую-то горечь. Отовсюду слышались странные шорохи: то ли крысы, то ли летучие мыши, то ли вообще змеи… Ей хотелось спать, она не понимала, о чем с ними разговаривать. Она никогда еще не целовалась с парнем. Но если она скажет «нет», с ней вообще никто не будет общаться. В конце концов Зоэ скроила гримаску, означающую «ладно».

— По рукам!

Поль Мерсон протянул ладонь, и она неуверенно хлопнула по ней. И где найти деньги на все эти покупки?

— А они что будут делать? — Зоэ указала на Гаэтана и Домитиль.

— Мы ничего не можем, у нас ни копья! — пожаловался Гаэтан. — С нашим отцом не разгуляешься. Знал бы он, что мы здесь, — убил бы.

— Хорошо хоть они иногда по вечерам уходят, — вздохнула Домитиль, посасывая краешек стакана. — Можно что-нибудь придумать, если узнать заранее.

— А брат вас не сдаст? — спросил Поль Мерсон.

— Шарль-Анри? Нет. Он за нас.

— А почему тогда он не спустился с вами?

— У него куча домашки, и потом, он нас прикрывает: вдруг они раньше придут… Скажет, что мы спустились во двор, потому что там какой-то шум, и придет за нами. Лучше пусть будет на стреме, потому что если нас накроют — ой, что будет!

— А у меня мамашка клевая, — сказал Поль Мерсон: он ненавидел, когда кто-то, кроме него, оказывался в центре внимания. — Все мне рассказывает, вообще ничего не скрывает…

— У твоей мамашки фигура что надо, — сказал Гаэтан. — Почему так выходит, что одни девчонки фигуристые, а другие — ни кожи ни рожи?

— Потому что когда люди трахаются как полагается, в удобном месте, не отвлекаются и лежат ровно, они чертят изящные, легкие линии, и они потом превращаются в красивое женское тело. А когда трахаются как попало, вверх ногами, корчатся от похоти, то линии ломаются, и получаются толстые кривоногие мымры.

Все расхохотались, а Зоэ подумала об отце и матери: они, наверное, трахались в удобном месте, когда зачинали Гортензию, и как попало, когда зачинали её.

— Если, к примеру, трахаешься на мешке с орехами, точно получится корявая целлюлитная коротышка! — продолжал Поль Мерсон, гордый своим объяснением и своими талантами комика.

— Я вообще не могу представить, чтобы мои родители трахались, — проворчал Гаэтан. — Разве что под страхом смертной казни! Под дулом пистолета… Отец вообще странный. Мы его боимся до жути.

— Да не дергайся! Его же провести проще простого, — обронила Домитиль. — Глазки потупил — и вперед, он и не заметит! У него за спиной можно делать что угодно. А ты вечно на рожон лезешь!