Она достала несколько купюр и, пропев торжественное «Трам-та-та-там», заложила бумажки в счет, который принес официант.

— Впервые в жизни приглашаю парня на ужин! О боже, до чего я докатилась!

Они возвращались под руку, обсуждали биографию Гленна Гульда: Гэри недавно купил о нем книжку. Пошли через парк. Гэри поискал глазами белок, но те, наверное, спали. Ночь стояла прекрасная, звездная. Если он спросит, знаю ли я названия звезд, этот парень не для меня, подумала Гортензия. Ненавижу людей, которые знают звезды, столицы государств, иностранные валюты, горные вершины и прочую ерунду, написанную на коробках с кукурузными хлопьями.

— Некоторые на дух не переносят Гленна Гульда, — говорил Гэри. — Заявляют, что он всегда играет одинаково… А другие от него без ума, боготворят даже его сломанный стул.

— Ну, боготворить-то зачем… У всех есть свои удачи и провалы…

— Отец соорудил ему этот стул в пятьдесят третьем году. Он с ним никогда не расставался, даже когда стул развалился на части. Для него он был как плюшевый мишка…

Последние слова он произнес как-то неуверенно. Перехватил ее взгляд и спросил:

— Что ты на меня так смотришь?

— Не знаю. Мне показалось, ты ни с того ни с сего расчувствовался…

— Я? С чего бы?

Гортензия не ответила. Некоторое время они шли молча. Сколько я его уже знаю? Восемь лет, девять? Мы выросли вместе, но я не воспринимаю его как брата. А как было бы удобно, я бы не боялась, что он влюбится, по-настоящему влюбится в другую. Мне же пока нельзя расслабляться, слишком много надо успеть…

— Ты знаешь, как называются звезды? — спросил Гэри, задрав голову.

Гортензия застыла как вкопанная и заткнула уши.

— Что с тобой? — спросил он с тревогой.

— Нет, нет, все в порядке. Ничего страшного.

Столько нежности было в его глазах, столько волнения в голосе, что она растерялась. Пора съезжать. А то она становится сентиментальной до ужаса.

Из нескольких смежных залов доносились обрывки разговоров, возбужденные голоса. Жозефина на миг замешкалась при входе в ресторан. Обстановка напоминала пещеру Али-Бабы: широкие диваны, пухлые подушки, статуи женщин с обнаженной грудью, вьющиеся растения, бархатисто-белые орхидеи, восточные ковры, вычурные кресла с гнутыми ножками… Официантки словно сошли со страниц модных каталогов, чтобы, так и быть, поучаствовать часок в презентации. Меню, счет или карандаш в их руках казались модными аксессуарами. Длинноногие и равнодушные, они оделяли окружающих стандартной улыбкой, словно визитной карточкой, задевали Жозефину узкими бедрами, как бы говоря: «А вы, невзрачная женщина, как сюда попали?»

Жозефина нервничала. Ирис уже несколько раз переносила их обед. Звонила, ссылалась на сахарную эпиляцию, визит к парикмахеру или отбеливание зубов, и Жозефина чувствовала себя униженной. Вся радость от первого звонка сестры уже испарилась. Осталась только смутная тревога.

— У меня встреча с мадам Дюпен, — пролепетала Жозефина девушке на входе.

— Следуйте за мной, — ответствовало дивное создание с дивными ногами. — Ее пока нет.

Жозефина едва поспевала за ней, изо всех сил стараясь ничего не задеть и не опрокинуть. Пробиралась между столиками вслед за шикарной мини-юбкой и чувствовала себя тяжелой и неуклюжей. Она битых два часа копалась в шкафу, блуждая среди ненавистных вешалок, выбрала свой лучший наряд, но сейчас, оглядевшись, пожалела, что не натянула старые джинсы.

— Вы не сдадите пальто в гардероб? — удивленно спросило создание, словно Жозефина грубо нарушила протокол.

— Ну я вообще-то…

— Я пришлю гардеробщицу, — заявила девушка, переводя взгляд на более привлекательный объект.

В ресторан только что вошел известный киноактер, и она не собиралась тратить время на благотворительность.

Жозефина плюхнулась в приземистое красное креслице, такое низкое, что она чуть не повалилась на пол. Уцепилась за круглый стол, скатерть заскользила, рискуя увлечь за собой тарелки, бокалы и приборы. Жозефина с трудом взяла себя в руки и протянула пальто гардеробщице, безучастно взиравшей на ее падение. Перевела дух. Утерла пот. Нет, она больше не стронется с места, даже в туалет. Слишком рискованно. Чинно подождет за столиком, когда явится Ирис. Нервы были натянуты так, что она могла сорваться от любого косого взгляда, любой усмешки.

Она сидела и молила про себя, чтобы окружающие про нее забыли. За соседними столами парочки чокались шампанским и смеялись. Грациозно, легко. Где они научились так раскованно держаться? Нет, все не так просто, подумала Жозефина, под этой прелестной маской прячется коварство, ложь, бестактность, грязные секреты. Некоторые улыбаются друг другу — и держат камень за пазухой. Но они в совершенстве владеют искусством, в котором я полный профан: искусством притворяться.

Она спрятала ноги под стол (зря я надела эти туфли), руки за белой скатертью (ногти взывали о маникюре) и стала ждать Ирис. Пропустить ее она не могла. Их столик был на самом виду.

Значит, она снова увидит сестру…

В последнее время в голове у Жозефины кружился вихрь мыслей. Ирис, Филипп. Ирис, Филипп. Филипп… Само его имя излучало спокойное блаженство, неясное удовольствие, она смаковала его, как конфетку, перекатывала во рту — и в ужасе, чуть ли не с отвращением выплевывала. Невозможно, нашептывал вихрь, забудь его, забудь. Конечно, я должна его забыть. И забуду. Не так уж это трудно. Любовь не рождается за десять с половиной минут, из одного поцелуя у горячей духовки. Это смешно. Старомодно. Досадно. Получалась такая игра: она твердила слова, в которые не верила, пытаясь убедить саму себя. На какое-то время это срабатывало, она поднимала голову, улыбалась, замечала в витрине пару красивых туфель, напевала мелодию из фильма, но потом вихрь поднимался снова, завывая одно-единственное слово: Филипп, Филипп. Она цеплялась за это слово. Держалась за него упорно и нежно — Филипп, Филипп. Что он сейчас делает? О чем думает? Что чувствует? Вопросительные знаки окружали ее кривым частоколом. В нем появлялись все новые колья: может, он меня ненавидит? Не хочет больше знать? Забыл меня? Утешился с Ирис? Это была уже не мысль, это был оглушительный, назойливый припев, стучащий в ушах.

И тут появилась Ирис.

Восхищенная Жозефина смотрела, как сестра входит в ресторан. Вихрь утих, остался лишь еле слышный голосок: «Как она красива! Боже, как она красива!»

Она шла не спеша, беспечно, победно, как по завоеванной территории. Длинное пальто из бежевого кашемира, высокие замшевые сапоги, длинный темно-фиолетовый жилет вместо платья, широкий пояс на бедрах. Ожерелья, браслеты, длинные густые черные волосы, синие глаза, рассекающие пространство, как два ледяных острия. Она сбросила пальто на руки гардеробщице, ответившей ей подобострастным взглядом, с отсутствующим видом озарила улыбкой соседние столики, и, собрав дань восхищения, наконец направилась к столу, где дожидалась удрученная Жозефина.