И, в конце концов, последнее воспоминание превратило мой плач в рыдания.

Я, наконец, отправилась сменить Мику у постели Натаниэля. Часть комнат мы превратили в больничные палаты, чтобы в случае ранения наших людей не отправлять их всех в больницу для ликантропов, которую веркрысы создали для местных оборотней несколько лет назад. Человеческие больницы не всегда брались за лечение ликантропов. Комната была небольшой с двумя одинаковыми больничными кроватями, свет сейчас был приглушен, но я знала, что в этих помещениях был самый яркий свет во всем подземелье. Это была часть проекта реконструкции, который мы придумали, когда переделывали все остальное. Жан-Клод действительно пытался сделать это место нашим домом. Только я скучала по окнам.

Моя истерика закончилась. Я сидела там, держа его за ту руку, которую не продырявили. Натаниэль улыбался мне, и этого было достаточно. Я жалела, что убила Хейвена таким способом, но не сожалела, что он был мертв. Он стрелял в Натаниэля. Он хотел навсегда отнять у меня эту улыбку, эти глаза и руку, лежащую в моей руке. Нет, я не жалела, что Хейвен был мертв. Если бы Ноэль не умер, думаю, я чувствовала бы себя еще лучше.

— Мне жаль, что тебе пришлось убить Хейвена, — сказал Натаниэль.

Сморгнув, я поняла, что последние несколько минут не контролировала свою мимику. Я улыбнулась ему.

— Всё в порядке!

— Нет, — проговорил он, — это не так.

Я пожала плечами. Запасная наплечная кобура немного давила. Ее снова нужно было менять. По крайней мере, ее не срезали с меня в отделении неотложной помощи.

— Как есть, так есть.

— Хочешь, чтобы я позволил тебе вести себя, как мачо? — спросил он.

Я кивнула.

— Пожалуйста. Срыв у меня уже был.

Он сжал мои пальцы.

— Мне жаль, что меня там не было, чтобы помочь тебе.

Это заставило меня снова улыбнуться.

— Жан-Клод и Ричард поддержали меня.

Раздался тихий стук в дверь, и я не знала, кто это, пока Дамиан не вошел в комнату. Я все еще ощущала себя ошеломленной после вторжения Марми Нуар и Любовника Смерти, и после всего остального. Я поняла, что уже очень долгое время не чувствовала такое одиночество в разуме и эмоциях. Раньше я жаждала быть сама по себе, теперь это казалось странным, как будто часть меня ушла в самоволку.

Дамиан переоделся в его любимый халат. Он напоминал викторианский смокинг, только длиной до пят. Бархат халата почти совершенно стерся на локтях и в некоторых других местах. Я никогда не спрашивала, но была почти уверена, что халат не был подделкой. Он носил эту одежду более 100 лет. Она стала для него предметом комфорта, но я его понимала. Я сама сейчас отправилась бы спать со своим игрушечным пингвином… если я вообще когда-нибудь отправлюсь спать.

Его уже высохшая огненная шевелюра пламенела на фоне темной одежды. Прямые волосы сохнут намного быстрее, чем кудрявые. В руках у него был небольшой поднос. Богатый аромат кофе смешивался с другими запахами. Я чувствовала в основном кофе, но была уверена, что под крышкой находилась еда. Я постаралась не поморщиться. Я чувствовала нечто, обратное голоду.

— Не смотри на меня так, — проговорил он, — Ты должна поесть.

— Я совсем не хочу есть, Дамиан.

Он подошел к небольшому раздвижному столу возле кровати и поставил на него еду. Когда Дамиан поднял крышку, аромат кофе наполнил комнату. Я вынуждена была признать, что пахнет хорошо. Поднос был завален круассанами, различными сырами и фруктами. Еды на нем хватило бы на нас всех, если бы Дамиан мог есть твердую пищу.

— Тогда кофе, — сказала я.

Он покачал головой.

— Натаниэль тянет из нас силы на свое исцеление. Если ты хочешь, чтобы его раны зажили быстро и без шрамов, нам нужна энергия, чтобы питать его. И ты, и я должны есть больше, чтобы Натаниэль не осушил нас.

Он положил круассан, кусочек сыра и немного фруктов на тарелочку.

Я упала в кресло, стараясь не кривиться. Натаниэль сжал мою руку. Это заставило меня посмотреть на него.

— Я могу попытаться прекратить отбирать так много энергии у вас двоих.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, это одно из преимуществ триумвирата.

Затем я заставила себя сесть прямо.

— Я хочу, чтобы ты исцелился как можно быстрее. Я поем, но я бы очень хотела сначала выпить кофе.

Дамиан передал мне поднос.

— Один круассан, один кусочек сыра, или два кусочка фруктов, и тогда можешь пить свой кофе.

— Да, папочка, — бросила я, поморщившись, но еду взяла.

— Я мог приготовить сосиски. Белки дали бы нам больше энергии и помогли бы ему быстрее исцелиться. Я сделал одолжение, принеся тебе что-то легкое.

Мысль о мясе заставила меня слегка позеленеть. Я приняла предложенную еду с большей благодарностью.

— Спасибо, Дамиан.

Он прищурился, почти подозрительно глядя на меня.

— Пожалуйста.

Выражение его лица заставило меня рассмеяться.

— Не смотри так. Ты прав, и я признаю это.

Он улыбнулся, но в его зеленых глазах светился намек на недоверие.

— Ты обычно так быстро не сдаешься.

Я посмотрела на Натаниэля, а затем на еду.

— Просто я хочу, чтобы все были в порядке, вот и все.

Я взяла клубнику и откусила кусочек. Она была сочной и сладкой, и такой спелой, что через день была бы уже переспевшей. Она была настолько вкусной, что я поняла — я была намного голоднее, чем думала. После двух клубник и половинки круассана, я попросила:

— Теперь можно мне кофе, пожалуйста?

Он улыбнулся и протянул мне чашку. На самом деле, это была большая кружка с пингвинами. Слова вокруг пингвинов гласили: "Проснись и вдохни запах кофе". Мика нашел ее для меня в одной из своих командировок. У всех, кто мог пить кофе, были свои кружки-термосы, или они пользовались общими, того же стиля, что и красные с черным тарелки. Кухня была слишком далеко от некоторых комнат, так что было важно сохранять напитки горячими.

Я пила кофе, закрыв глаза, чтобы в полной мере насладиться его запахом и вкусом. Я окончательно всех убедила, что хороший кофе — это необходимость, а не роскошь.