Что мне было делать, сын мой?

Не желал я растить сына Юрека Луши, убившего своим рождением мою Данусю. Вечером поехал я к пастухам, что пасли мои стада в поле, и отдал им ребенка. У одного из пастухов недавно родила жена, и за деньги он согласился оставить у себя проклятого мальчика. Назвали они ребенка Василием, а фамилию пастух дал ему свою, и стал Василий Вивчаром. Но на самом деле отец Василия Вивчара – Юрек Луша.

Юрек так и не узнал, что у него родился сын. Он уехал, и я не видел его несколько лет.

Вот так все началось.

4

Матвей закончил работу над первым письмом около пяти утра. Записал все, что перевел, закрыл тетрадь, спрятал письма в ящике стола и спустился вниз.

Занималось утро пятницы. В девять вечера должна была быть облава в лесу, или поиск деревянного идола Хвыри, так тоже можно сказать. Но Матвей не мог сейчас думать ни о чем другом, кроме старинной истории, записанной в первом письме. Подписи в конце не стояло, потому неясно было, кто и кому писал эти письма. Сколько лет было Врацеку, когда отец решил ему написать? И где он жил? И когда?

Девчонки все еще спали в своей комнате на втором этаже. Скарбник где-то прятался. Он, конечно, знал, кто такой Врацек. Стоило спросить у этого котяры, как только он появится.

Матвей взялся за чайник – сделать очередную кружку кофе, и в этот момент закричал петух. Хриплое кукареканье раздалось почти за дверью кухни, на веранде, а потом кто-то постучал в дверь. Короткий, частый стук, словно кто-то пытался клевать разбросанные на крыльце семена.

Черная дверная головка замка поддалась не сразу, пришлось повозиться. А когда в лицо ударил ледяной ветер раннего осеннего утра, Матвей увидел петуха Марыси Данилевской. Птица что-то деловито выискивала между досками веранды, переступала черными ногами и совершенно не обращала внимания на Матвея. На шее птицы висел маленький стеклянный пузырек, привязанный за горлышко коричневой бечевкой. К пузырьку прилагалась крошечная записка.

Поймать глупую птицу оказалось непросто. Петух пятился, наклонял голову и время от времени хрипло кудахтал, словно ругался на своего преследователя. Но все-таки Матвей изловчился и схватил жирную птицу. Снял пузырек и торопливо развернул записку.

Выпить после облавы. В девять часов утра.

И больше никаких указаний.

1

Я не выпускала телефон из рук. Даже когда легла спать, пристроила его рядом и то и дело смотрела на экран. Вдруг Марьян напишет. Вдруг позовет. Вдруг нужна будет помощь.

Утром поднялась еще до восьми и написала сама. Спросила, как он, все ли в порядке. Марьян ответил, что все хорошо.

«Не волнуйся, милая».

Мне вдруг вспомнилась его просьба о том, чтобы я запомнила его именно таким, каким он был в домике у леса. Теперь я понимала, что он имел в виду. Он не хотел, чтобы я видела его лицо, искаженное ненавистью и желанием убивать. Не хотел, чтобы я боялась его и вспоминала с отвращением и страхом.

Что он собирается делать? Что он сделает с собой?

Меня охватил ужас, и я принялась звонить Марьяну, сжимая в нетерпении «Самсунг» и чувствуя, как бешено колотится сердце. Едва он ответил, я завалила его вопросами:

– Что ты сейчас делаешь? Что собираешься делать? Мы увидимся вечером?

– Я на работе. Вечером увидимся, у нас же облава, ты помнишь? – Голос Марьяна был тихим и спокойным.

– С тобой все хорошо? – не унималась я.

– Все отлично. Вечером увидимся, – ответил Марьян и прекратил разговор.

Не могу сказать, что мои волнения утихли. Наоборот. Теперь я думала – почему Марьян такой спокойный, не почудилась ли мне в его голосе какая-то отстраненность. Вдруг он уже изменился? Вдруг только и ждет вечера, чтобы напасть на меня и Матвея?

Снежанка моя встала рано и уже возилась на кухне, жаря гренки для себя и для Матвея.

– Тебе сварила овсяную кашу, – сказала она, увидев меня в дверях кухни.

– Здорово, – буркнула я, заглядывая под крышку маленького ковшика с кашей. – Что нового в школе?

– Контрольная по алгебре.

– Могу подсказать, если есть вопросы.

– Это не поможет. Думаю, мой поезд уже уехал.

– Все так плохо? – удивилась я.

После недавнего реферата по химии школьный курс алгебры казался мне вообще детским лепетом.

– Думаю, свои шесть баллов я заработаю, не переживай. А больше мне и не надо, – заверила меня сестра. – Садись и ешь.

Появился Матвей, хмурый и неразговорчивый. Выпил кружку воды, съел один гренок и снова поднялся наверх. Сказал, что хочет немного поспать перед облавой, и попросил ему не мешать.

– Даже не думали, – пожала я плечами. – Мы обе уходим. У меня пары, у Снежанки уроки.

– Вызови себе такси, – посоветовал Матвей, прежде чем закрыть дверь в свою комнату.

– Какой-то странный он сегодня, – заметила Снежана, провожая парня взглядом.

– Мы все тут странные, – ответила я, наливая себе кашу.

2

Каролина Григорьевна приняла у меня реферат, выдавила из себя нечто вроде «можешь, когда захочешь», и на этом наши с ней отношения замерли до следующего конфликта. День прошел спокойно, и лишь после трех, когда я отсидела последнюю пару, пришло сообщение от Богдана.

«Приходи в «Макдак» около твоего универа», – коротко написал он.

Я помчалась в «Макдоналдс», как ненормальная, чувствуя, как надежда растет с каждым шагом. А вдруг Богдан узнал что-то нужное? Вдруг мы почти добрались до разгадки?

– Ты мне не писала, – сказал Богдан, едва я приземлилась на стул около него и схватилась за кофе, который он предусмотрительно купил.

– Извини. Реферат по химии съел все мозги. Еле нашла информацию. Думала уже, что останусь с пересдачей. Ну, ты понимаешь.

– Могла написать хоть пару слов.

Богдан смотрел на меня так внимательно и серьезно, что я вдруг почувствовала себя последней скотиной, которая использует своего друга в корыстных целях.

– Извини, – коротко сказала я.