– Ну, раз так, я сейчас пошлю к племяннику, пусть он и решает это дело.

Тэмуджин, едва сдерживая себя, чтобы не повысить голос, возразил:

– Пока до него дойдет ваше послание и вернется ответ, мы половину зверей растеряем и людей погубим. Сейчас напало одно небольшое стадо, и то мы еле удержали, а если они пойдут все разом, прорвутся в других местах, что тогда?

– Но мы не можем останавливать облаву без тобши, – развел тот руками. – Это ведь закон. А кто потом будет отвечать за это? Я не хочу…

– Отвечать за все буду я, – сказал Тэмуджин. – А вы скажете, что были против, что это я самовольно пустил сигнальные стрелы и остановил своих загонщиков. А вы, мол, вынуждены были, когда увидели, что другое крыло встало, и ничего больше нельзя было сделать.

– Хорошо бы было, если отвечать пришлось только перед тобши. – Нойон искоса взглянул на него. – Кто не знает, что вы анды – неразлучные друзья. А вот если из-за этого мы до вечера не успеем выгнать зверей, или что-нибудь другое случится, тогда придется отвечать уже перед народом. А люди, когда увидят, что семьи их остаются на зиму без запасов, что по нашей вине упустили столько добычи, взбесятся и сами станут не хуже зверей. И тогда нас всех обвинят – всех, кто был здесь. Вот в чем дело! Это не детские игры.

– Так я один и буду отвечать! – теряя терпение, вскрикнул Тэмуджин. – Я отвечу перед всеми.

– Отвечать-то придется скотом, чтобы наполнить животы народу.

– Знаю! И я согласен на все…

– Ну что ж… все слышали твои слова – и боги, и духи, и мы все. Значит, на суде, если что, за все ответишь сам и прокормишь наших людей… Потому что мы были против, а ты стоял на своем. – Он перевел взгляд на тысячника, кивнул: – Ну что ж, давай уж тоже будем останавливать своих. Уж не знаю, что теперь будет. Может, и вправду так будет лучше…

– Что, дадим знак, пустим стрелу? – спросил тысячник.

– Э-э, нет! Что ты, с ума сошел? Стрелу должны пускать не мы. – Он повернулся к Тэмуджину. – Ведь вы останавливаете облаву, вы и должны пустить стрелу.

Тэмуджин повернулся к Боорчи и Джэлмэ.

– Пускайте.

Джэлмэ с усмешкой на устах вынул йори с синим оперением, с предельной оттяжкой пустил ее вверх…

В киятском крыле ждали этого: оттуда также донесся свист сигнальной стрелы. Джадаранская сторона медлила. Их газарши, выглядывая из-за ветвей, низко наклоняясь в седле, пристально смотрел на нойонов, и лишь когда дядя Джамухи махнул ему рукой, пустил свою стрелу.

В цепи понемногу смолкла песня, и загонщики остановились.

– Поедем на нашу сторону, обсудим, что нам дальше делать, – пригласил Тэмуджин дядю Джамухи и тысячника.

– Вы поезжайте, а мы сейчас созовем своих, а после и подъедем. – Дядя Джамухи вдруг озабоченно засуетился, словно испугавшись того, что согласился останавливать облаву, колеблясь в том, что поступил верно.

Тэмуджин махнул рукой своим нукерам и рысью тронул в сторону своего крыла.

Дядя Джамухи, тысячник и еще несколько джадаранских всадников, столпившись, совещались между собой. Дядя Джамухи что-то внушительно говорил остальным, поворачиваясь налево и направо, грозя сжатой в руке плетью.

Скоро от них отъехал всадник на рыжем коне и рысью поскакал вдоль облавной цепи. Боорчи и Джэлмэ, на скаку оглядываясь назад, видели все.

– Послал человека вниз, видно, к Джамухе, – с улыбкой сообщил Боорчи Тэмуджину. – Наверно, спешит передать, что не он остановил облаву и ни в чем не виноват, что это один Тэмуджин затеял все.

Джэлмэ тоже что-то говорил, но Тэмуджин уже не слушал их, задумавшись о своем. «Все, теперь обратного хода нет, – будто отрезая какую-то важную нить, подумал он. – И другого выхода у нас не было… – И, вновь перебирая в мыслях случившееся, удивился: – И как все складно вышло, как раз вовремя подвернулся этот переполох с кабанами, ведь только после этого глупый джадаран согласился останавливать облаву. И, главное, без больших потерь все обошлось…»

Ему вдруг вспомнилось, что переполох начался как раз после того, как он подумал о Кокэчу. Поразмыслив, он вдруг встрепенулся:

«А не он ли тут приложил руку?..»

Мысль эта, молнией сверкнув в голове, разом охватила его и уже не отпускала: «Уж очень гладко все вышло, одно к одному… Может быть, он послал своих духов подслушать мой разговор с джадаранами, а когда те заартачились, пустил их на кабанов? Что это за волки такие, только часть кабанов напустили, а другую часть отогнали, словно нарочно лишь припугнули джадаранов? Здесь что-то не то… Шаманы, говорят, и не такое вытворяют. А ну, посмотрим, что он сам об этом скажет…»

Старейшины ждали его. Тэмуджин, подъезжая к ним, увидел, что шамана с ними нет. Спросил:

– А где Кокэчу?

– Отъехал куда-то… наверно, где-то здесь, скоро подъедет, – пожал плечами старик со шрамом.

– Ну что там, удержали кабанов? – спрашивал Сарахай. – Без больших потерь обошлось?

– Двое загонщиков ранены, двоих коней потеряли, несколько кабанов убежало. – Тэмуджин все еще оглядывался, высматривая Кокэчу.

– Кабанов по следам не стали догонять?

– Нет, не стали они…

– Что это за охотники? – недовольно сказал старик со шрамом. – Разве нельзя было послать погоню?

– Ладно, что ты им скажешь, – махнул рукой сивобородый старик. – Да и при таком поголовье эти несколько голов – небольшая потеря.

– Главное сделано. – Сарахай был доволен ходом дела. – А джадаранов, видно, долго пришлось уговаривать?

Тэмуджин заставил себя на время оставить мысли о шамане. Спешившись, он пригнулся, захватил в ладонь горсть снега, сжал в комок и стал есть, утоляя приступившую жажду.

Напустив на себя беспечную улыбку, он рассказывал:

– Ничего и не случилось бы, если б они сразу согласились остановить облаву. Но этот дядя Джамухи с самого начала уперся на своем: без тобши ничего нельзя делать. Только когда у них кабаны прорвались, тогда и дошло до него, какая опасность перед нами… Да и то с большим трудом отступился и все требовал, чтобы я один отвечал за все, если что-то случится, и взял с меня слово, что своими табунами восстановлю, если будут потери… Ну, я и согласился.

Старики, слушая его, хмуро переглядывались между собой.

– Ну и времена теперь наступили, – горестно усмехнулся Сарахай. – Все только о себе и думают.

– Ничтожные люди пошли, – негодующе промолвил сивобородый старик. – Как огня боятся ответа перед людьми.

– Вот-вот, лишь бы на других вину перекинуть, – зло сверкнул глазами старик со шрамом. – На что годятся такие люди?

Тэмуджин понимал, что старики сейчас ругают нойонов и лишь из-за приличия перед ним говорят «люди», не называя их прямо.