Суитуотер, Техас Январь 1943 года

Фрици заехала на несколько дней в Суитуотер – повидаться с Пинке и Гасси Минц, а также с сестрицами. В первый же вечер Софи вернулась со свиданья – щеки горят, глаза сияют, улыбается и смеется тихонько. Фрици сидела и красила ногти на ногах. Втянула на Софи и проговорила:

– Кое-кто явно поразвлекся. Если б не знала тебя, сказала бы, что ты наклюкалась по уши.

Софи присела на соседнюю койку и улыбнулась:

– Нет, ни капли не пила. Ох, Фрици, никогда бы не подумала, что могу быть так счастлива. Люблю весь мир. Он такое чудо!

– Кто?

– Джимми. Джимми Бранстон. Летчик Королевской авиации, тут на особом задании, я вас знакомила.

– А, да. Помню.

– Ну, короче, он за мной заедет в пятницу вечером, и мы двинем в Хьюстон на выходные.

– Тпру. А вот и нет.

– Ой, Фрици, все только начинается. Правда. Он уже забронировал мне номер в гостинице «Трилистник», а сам остановился со своими друзьями англичанами в городе. Это наши с ним последние выходные. Он возвращается за океан в следующий вторник.

Фрици, мне прямо надо ехать. Он так старался, все устроил, и он такое чудо.

– Ну ладно, если ты так по нему с ума сходишь, давай, но, детка, не делай такого, чего делать не стоит. Эти ребята наговорят что угодно. Помни: сегодня тут, а завтра след простыл. Веселись, но будь осторожна.

– Ты не понимаешь, Фрици. Джимми не такой. Он совершенный джентльмен. И он меня правда любит, Фрици. Предложил выйти за него и сказал, что в ту же минуту, как война закончится, он за мной приедет.

– А он знает, что твоя семья держит автозаправку? Он мне кажется чванным англичанином.

– Конечно, знает. Я ему все рассказала, и он считает, что это обаятельно. Прямо так и сказал. И ничего он не чванный. Он мне все выложил про своих родителей, обычные они люди, и добавил еще, что они как познакомятся со мной, так сразу же в меня влюбятся.

– Хорошо, но скажи лейтенанту Бранстону, что если он вытворит что-нибудь не то, будет иметь дело со мной.

В тот вечер, когда Джимми с Софи летели в Хьюстон, был тепло и ясно. Облака под ними – громадные серебристые ватные клубки. На полпути Джимми переключил канал приемника и поймал джазовую станцию. Они слушали «Серенаду лунного света»[66]в исполнении оркестра Хленна Миллера, и Софи казалось, что никого, кроме них двоих, нет на всем свете, а они – в облаках, такие влюбленные.

Софи не поняла, почему вдруг пару месяцев спустя письма от Джимми из-за океана стали приходить все реже, а потом и вообще прекратились. Совсем на него не похоже – не писать. До этого послания от него прибывали каждый день. Что-то явно случилось. Она знала, что он летает на бомбардировки Германии едва ли не еженощно, что есть потери. Каждый список убитых и раненых летчиков она просматривала затаив дыхание, но когда три ее письма вернулись нераспечатанными, она запаниковала. Отчаивалась и сходила с ума от беспокойства. Он должен вернуться.

На следующее утро она отправилась в контору Красного Креста в Суитуотер и поговорила с миссис Гилкрист, приятной пожилой женщиной, показала ей вернувшиеся письма. Дала номер полка, место рождения, имена родителей и название города, где они жили, а также дату, когда он последний раз звонил ей.

Миссис Гилкрист все записала и сказала:

– Сделаю все возможное, но обещать ничего не могу. Вы же понимаете, международная связь сейчас затруднена. Но постарайтесь не волноваться. Вы не представляете, сколько девушек ожидали худшего, а выяснялось, что это просто неразбериха. Так что не отчаивайтесь. Завтра, может, пять писем придет.

Два дня спустя Софи была на своем участке и тут услышала, как кто-то орет через всю комнату:

– Софи Юрдабралински! Телефон!

Софи метнулась к аппарату, надеясь, что это Джимми, но девица скорчила рожицу и сказала:

– Голос женский.

– Ой… алло.

– Софи?

– Да?

– Это миссис Гилкрист, из Красного Креста. Можете зайти в контору? У меня для вас хорошие новости.

– Вы нашли Джимми?

– Нет, но я связалась с нашим отделением в Лондоне, добыла телефон его родителей и договорилась о трансатлантическом звонке. Уверена, родители знают, где он, и будут рады вас слышать, так что заглядывайте ко мне, как сможете.

Софи тут же помчалась к миссис Гилкрист. Оператор Красного Креста набрал для нее номер и жестом пригласил разговаривать.

После нескольких гудков ответила женщина:

– Алло?

– Это миссис Бранстон?

– Да.

– Ой, здравствуйте. Это Софи Мари, я звоню из Америки.

– Здравствуйте.

– Не знаю, говорил ли он обо мне, но я подруга вашего сына, а от него что-то давно не слышно. Хотела спросить, не знаете ли вы, как с ним связаться.

– Ах да, видите ли, вы, похоже, не туда звоните. Телефонную линию матери Джеймса разбомбили.

– О господи.

– Да, но вы не волнуйтесь. Никто не ранен. Она вполне здорова – у друзей в Хэмпшире. Я жена Джеймса, и он со дня на день должен вернуться домой на краткий отпуск. Тихо-тихо, милый, мама разговаривает. Простите. Оставить ему сообщение или номер, по которому вам можно позвонить? Алло? Вы еще здесь?

– Да, здесь. Кхм… нет, не нужно.

– Я с радостью ему передам, что вы звонили. Вас зовут Салли?

– Нет, Софи, но это и правда не имеет значения. Спасибо вам.

Повесив трубку, она осела у стола, и миссис Гилкрист, войдя в комнату, по одному виду Софи решила, что молодой человек погиб. Присела рядом, взяла ее за руку. Эту душераздирающую часть своей работы она терпеть не могла.

– Ужасно, ужасно сочувствую, дорогая. Я надеялась… эх. Как же я ненавижу эту клятую войну, столько молодежи погибло. Могу я вам чем-нибудь помочь? Кому-нибудь за вас позвонить?

– Нет. Спасибо вам.

Софи вернулась в казармы, но три недели никому ничего не говорила. А потом в Суитуотер приехала Фрици, и Софи поняла, что придется все рассказать.

Фрици помолчала, вздохнула:

– Сколько?

– Три месяца.

– Черт. Есть у меня кое-кто, но сейчас уже поздно. Почему ты раньше не сказала?

– Думала, скажу ему, он тогда возьмет отпуск и мы поженимся. Не знаю. Наверное, слишком стыдно было. Ума не приложу, что и делать.