Села перед ним за стол, отпила вишневого напитка, утерла губы, спросила жестко, как протрезвевший полицейский-алкоголик:

– И что, много уже доставил?

– Пока ни одной.

И, глядя на ее вытянувшееся от удивления лицо, Регносцирос улыбнулся.

Он видел, что она готова запереть его в комнате, на чердаке или в подвале, чтобы он, наконец, заговорил. Чтобы не тянуть наружу по слову, а чтобы все сразу, чтобы информации хватило, чтобы ей удалось, наконец, сделать окончательный вывод – «быть или не быть».

И он не стал противиться – в конце концов, ждал этого разговора сам. А степень открытости? Да пусть знает все, без утайки. Он и так уже открылся настолько, что не спастись. Стоит ли пытаться?

– Алеста, – начал он со вздохом, – как я тебе уже сказал, я – демон. Да, демон наполовину. Потому что родился в далеком от этого мире, от обычной человеческой женщины. Я должен был сказать тебе сразу, но не думал…

«Не думал, что все зайдет так далеко, что этот разговор вообще понадобится».

– Как это случилось?

– Что? Что я родился?

– Расскажи мне все с самого начала и по порядку.

– Все? Зачем тебе?

– Надо.

И угрюмое выражение лица, не растерявшее решимость.

– Все-все?

– Да. И без утайки. Я пойму.

Может, и не поймет. Но постарается; мысль утешала.

Он начал с самого начала – с собственного детства. Рассказал о том, как и от кого родился, как рос, как жил и где, о матери. О том, что та не умела или не хотела его любить, о том, как наказывала, как наказывали другие – за то, что другой, за то, что видел человеческие чувства, за неконтролируемые эмоции, за вспышки гнева, за неумелое желание исправиться, стать таким, «как все».

– А я не мог быть, как все, понимаешь? Не мог, потому что жила во мне чернота, жажда мести, заложенная изначально отцом внутри лютая ненависть против человечества.

– Но ты не ненавидишь людей.

– Я их и не люблю.

– Но ты отказался быть таким, как «он».

Она имела в виду отца.

– Да, отказался. Только что толку? Любить людей я больше не стал.

– Но ты не позволил взять злобе верх.

Она верила в него. Истово, до конца. А он сидел, смотрел на собственные руки и почему-то чувствовал себя старым и больным.

– Знаешь, что у меня в подвале? – спросил после паузы устало.

– Нет. Ты приказал, и я туда не ходила.

– А я тебе скажу – там Портал. На Танэо, в твой мир. Тот самый, через который я туда попадал. Знаешь, для чего он?

– Чтобы ты туда ходил.

– Железная логика. Только для чего я туда ходил, знаешь? Потому что впадал в гнев, в неконтролируемую ярость, жаждал кого-нибудь убить. А началось это еще с детства. Я, в отличие от всех других, видел смерть, видел, как она приходит, как забирает, как человек становится «пустым». А еще видел, куда именно уходит душа, мог воздействовать на ее путь – какое-то время даже чувствовал себя всесильным, сделался невыносимым в характере, многое о себе возомнил. И потерял всех, с кем общался, – тех малых друзей, которые меня окружали, себя, в конце концов. А Дрейк – мой Начальник – он меня спас. Предложил ту работу, которой я занимаюсь сейчас – провожать души.

– Но не в ад?

– Нет. Туда… так и не смог.

– Тогда куда ты их провожаешь?

– В их прежний мир. Туда, где после смерти на Уровнях, воплотится вновь физическое тело. Наблюдаю за тем, чтобы оно очнулось не пустым, а с душой, с накопленным опытом. Слежу за тем, чтобы ее не перехватили по пути.

– Значит, ты хороший!

Какой однозначный и легкий вывод – он усмехнулся. Как же люди любят вешать ярлыки – «хороший», «плохой» – он просто такой, какой есть, и к красивым словам это не имеет никакого отношения.

– Я просто сделал выбор.

– Не быть, как отец.

– Да, не быть. Вот только я все равно ходил убивать. Туда, к вам, на Равнины…

Баал боялся, что повернется и увидит в ее глазах осуждение – «убивать плохо, убивать нельзя». Повернулся, потому что должен был узнать ее истинные чувства, должен был понять их сейчас, чтобы продолжать тешиться несбыточным. А когда повернулся, опешил, потому что в глазах Алесты застыл злой и веселый огонек.

– И хорошо, что ходил, – произнесла та спокойно. – Кто-то должен истреблять этих тварей.

– Я?

– Пусть ты.

– Значит, я «хороший»? – он покачал головой.

– Самый лучший.

Она произнесла это настолько уверенно, что Регносцирос так и не понял, плакать ему или смеяться.

Они разговаривали до самого вечера, до густых синих сумерек.

– А меня ты тоже должен был проводить на Танэо?

– Твою душу. Да.

– Но не проводил.

– Как видишь.

Этим вечером, когда Баал вернулся домой, она думала, что все, что это конец – ее мир рушился. А теперь они лежали на кровати в темноте, и она гладила его по лицу. Насколько сильно боялась час назад, настолько же сильное облегчение испытывала теперь – нет, не конец, – начало. Она ему нравится, у них все получится. А то, что демон… Почему-то она боялась услышать нечто пострашнее – что ее не любят, что есть другие препятствия, – а их нет. Нет, не умаляла значимости раскрытого секрета, но и не переоценивала его – ничего, пусть ее мужчина – демон. Ведь только наполовину? А наполовину человек. Мало ли в мире одноруких инвалидов, умеющих плавать? Мало ли тех, кто передвигается на одной ноге, кто с половиной души умеет любить так, как иной не умеет с целой?

Он здесь, рядом. Она чувствует тепло его тела, касается небритых щек, подбородка, волос. Она с ним – остальное не имеет значение. Жаль только, что не видит глаз…

– А почему ты оставил меня в живых на Равнинах?

Уже задавала этот вопрос когда-то, но так и не получила на него ответ. Не получила и сейчас. За окном темно, сквозь занавески пробивается синий сумрак, из звуков лишь стук его сердца.

– Почему?

Тишина.

– А после не убил во второй раз? Потому что полюбил?

Она гнала коней и знала это, но не могла остановиться – ей хотелось услышать это сладкое слово «люблю». Люблю тебя, Алька… Всей душой, всем сердцем.

Не гнела даже тишина – Аля улыбалась. Она была готова подарить ему целый мир, себя, сказать, что это ничего, что есть препятствия, что у них будет не так, как у других. Зато будет. Они выстроят новую жизнь, свою собственную, на своих условиях, со своими правилами, и в этой жизни будет море любви, океан – в этой жизни вместе будут двое…