Телохранители Адриана уже тащили багряного с коня и валили на землю… Значит – поверили Приску парфяне. Нет ничего убедительнее, чем вопль человека, которого жгут огнем. Парфянская партия, не сумев уничтожить завещание, решила ликвидировать наследника… Не ведая, что эта фигурка фальшивая.

Или все-таки нет?

Адриан отбросил изуродованный щит и усмехнулся.

Иногда твои враги могут стать союзниками, если ты достаточно для этого умен. О покушении пусть немедленно узнают в Риме. В Риме, из которого уехал император…

Зима 866 года от основания Рима

Италия

Если бы маленький Гай не исчез, Кориолла могла бы привыкнуть к жизни на вилле. Тем более что места здесь чудесные. Но день проходил за днем, а о малютке Гае и его похитителе не было никаких вестей. Кориолла все больше осознавала себя пленницей, птичкой в клетке, пускай эта клетка и просторна, и полна вкусных зерен и свежей воды.

Молчун не возвращался и ничего о себе не сообщал.

Кориолле запрещено было писать Приску, хотя она каждый день заявляла, что должна поведать мужу о случившемся. Но в том-то и дело: именно об этом Приску знать не полагалось. На все просьбы Мевия в ответ требовала, чтобы письмо писалось под диктовку, чтобы Кориолла сообщила, что решила приехать на виллу к Мевии, что чувствует себя замечательно, что дети здоровы, а она, то есть Кориолла, – полна сил и надежд. Кориолла всякий раз наотрез отказывалась.

Письма Приска, направленные в Комо, почтарь Афрания уже дважды доставлял на виллу.

Приск писал редко и как-то странно. То о каких-то делах… то о том, что повредил руку и потому вынужден диктовать послания секретарю Адриана. Спрашивал, как она себя чувствует… как дети… Значит – ничего не знает. Ни-че-го.

На второй день пребывания на вилле Кориолла попыталась сбежать вместе с Флорис, но была остановлена у ворот. Мевия заперла пленниц на три дня безвыходно в комнате. А потом напомнила сухо, что угроза убить – не пустые слова. И что-то было в ее словах, а главное в глазах, такое, что Кориолла ей поверила.

Порой вечером, лежа в постели, она планировала бегство – оставить Флорис у Мевии и рвануть в Антиохию к Приску. Вместе они отправятся на поиски Гая. Прежняя дерзкая натура пробуждалась в матроне и требовала действий… Но следом накатывало бессилие, сознание того, что одной в такое путешествие пускаться – безумие. А главное – от Мевии ей не ускользнуть. Тогда начинало казаться, что с Гаем они уже не встретятся. Ни-ког-да. Это слово Кориолла произносила все чаще и чаще.

Однажды вечером Кориолла, наплевав на все угрозы, начала собирать вещи, потребные в путешествии, но тут в спальню к матери ворвалась Флорис и начала ей рассказывать о том, как она сегодня читала учителю текст и ни разу не сбилась…

И Кориолла понимала, что никуда уже не убежит, что Гая ей в одиночку не найти и оставить Флорис одну – пускай и в доме Мевии – нельзя. И эта мысль держала ее теперь прочнее всех решеток, цепей и колодок.

Она спрятала собранный узел в сундук, понимая, что в другой раз достать его будет еще сложнее…

И однажды, уже не противясь, она написала Приску, что живет на вилле Афрания, что с нею все-все хорошо. И Флорис – с нею тоже всё замечательно… Гай здоров. Мевия внимательно следила за каждым словом, что писала Кориолла. Но, прежде чем запечатать, Кориолла успела смазать слово «здоров» – и рядом с именем Гая образовалась пустота. Приск должен заметить. Обязательно…

Осень – зима 866–867 годов от основания Рима [76]

Рим – Киликия

Осенью 866 года, а именно в шестой день до календ ноября[77], императорская трирема вышла из порта Остии. На борту – император Траян со свитой. Его жена Плотина и племянница Матидия отправлялись вместе с императором на Восток. Накануне Матидия долго спорила с дочерью. Дело дошло до крика, бросания посуды и пощечин. Сабина наотрез отказывалась ехать в Антиохию к мужу, как того требовала мать.

– Если тебе так нравится мой муженек, можешь сама с ним спать! – орала Сабина, за что получила еще одну оплеуху, третью по счету.

– Да нет, он на тебя не польстится… ты слишком стара…

Четвертая пощечина вызвала приступ едкого смеха.

– Зачем я должна ехать? Траян его ненавидит. Разве ты не знаешь? Это вы с Плотиной его обожаете…

Эта фраза заставила руку Матидии замереть в воздухе.

– Кто тебе это сказал? – спросила Матидия.

– Что сказал? Про обожание? Или про ненависть? – спросила Сабина язвительно.

– Про ненависть… – тихо сказала Матидия.

– Так видно… Мне лично – очень даже.

Мать больше не настаивала на поездке – лишь заметила, что Адриан шлет из Сирии такие прелестные подарки всем женщинам из императорской семьи, что Сабина могла бы что-то послать в ответ…

– Младенца? – хмыкнула та.

Да уж, порадовался бы Адриан, ничего не скажешь, учитывая, как давно он уехал из Рима!

* * *

Море уже бурлило по-зимнему, грозя штормами, но это, кажется, не смущало императора. Вслед за Траяном погрузились на корабли его преторианская гвардия и конная стража. Кука, очутившись на борту следующего за императорской триремой корабля, сжал под плащом крошечную фигурку Нептуна – амулетом он запасся заранее. С каждым годом Кука становился все суевернее. Как будто в переплетении многочисленных примет и поверий пытался отыскать путь, на котором можно избегнуть опасностей. Это не было трусостью – всего лишь осмотрительность старого солдата, который поставил себе целью вернуться с очередной войны. После нескольких лет в Риме, спокойной жизни и не хлопотной службы Кука как-то отвык от тревог военного пограничья и долгих кампаний.

Про Парфию Кука знало мало, а вернее, не знал ничего, и это его смущало. Точно так же когда-то неведомая Дакия преподнесла Траяну свои сюрпризы и погубила многих легионеров. Почему-то все чаще преторианец вспоминал погибших – Квинт Марий, Скирон, Крисп, центурион Валенс и юный Корнелий, брат Кориоллы… Парфия наверняка добавит имен к этому списку.

Но Парфия обещала и другое – контироны Пятого Македонского встретятся вновь. Контироны – они ведь как братья зачастую. Кука своих братьев из Неаполя видел всего один раз, с тех пор как поступил на службу, – когда получил отпуск во время перевода из легиона в гвардию. Старшие смотрели на младшего, что явился в квартирку над мастерской в новеньких доспехах преторианца, с завистью и неприязнью. Двух дней хватило, чтобы напиться, подраться, помириться и расстаться почти без сожаления. А вот Приск, Тиресий, Фламма, Малыш, Молчун и Оклаций – Куке вроде как братья… Нет, Оклаций не совсем, конечно, как брат… Но остальные – точно ближе тех, кто родня по крови. Хотя Фламма и не контирон. Но этот недостаток библиотекарю можно простить.