– Заключенный усвоил, что послушание и раскаянье во время наказания – лучший способ уменьшить его. Кричать и вырываться бесполезно, этим можно разозлить надсмотрщика, тогда будет еще больнее. Уверяю, тебе хватит пары дней в карцере, чтобы стать таким же.

– Невозможно, немыслимо. Так нельзя! Но кто все эти люди, откуда столько рабов?

Полковник вздохнул, утомленный непонятливостью спутника.

– Мне иногда кажется, что над тобой даже не придется работать, ты и так видишь только то, что приказано. Оглянись вокруг, посмотри на них. Отпустите его, пусть идет. Ну, вперед!

Люди по-прежнему стояли, ожидая приказа разойтись. Женя пошел вдоль рядов, вглядываясь в лица, и с каждым шагом ему казалось, что он летит в бесконечную, бездонную пропасть. Взгляд на мгновение задержался на немолодом мужчине, у него на руке была татуировка, потускневший от времени дракон. Заключенный, казалось, не заметил его интереса, продолжая смотреть перед собой. Юноша отвел глаза и вновь оглядел заморенных, усталых пленников. Большинство из них он знал. Люди из его бункера, из убежища «Метровагонмаш», многих парень видел каких-то несколько дней назад, смеющихся, живых, но сейчас это были жалкие подобия его друзей и знакомых. Где-то в глубине души Евгений предчувствовал еще тогда, когда уводил ребят в Москву, что подобное случится рано или поздно, но увидеть это собственными глазами было невыносимо. Однако самым страшным было другое. Годы лишений и пыток, пустые остекленевшие глаза изменили облик товарищей до неузнаваемости, но все же это были они. Разведчики автоконструкторов, не вернувшиеся из экспедиций. Эти люди уже несколько лет считались пропавшими без вести.

– Не может быть… Но как?! Как?! – пленник обернулся к полковнику, бледный, с перекошенным от страдания лицом.

– О, ничего сложного, – самодовольно протянул Рябушев. – Увидел, наконец. Эти люди совали нос не в свои дела. Три года назад мы поймали пару таких, особо любопытных, в районе улицы Колпакова и доставили в бункер на допрос. Потом хотели расстрелять, но нам в голову пришла идея получше. Зачем убивать рабочую силу? У нас как раз намечалось довольно непростое мероприятие по расчистке нескольких километров туннеля, ведущего к теплоцентрали, и мы решили привлечь пленников. Знаешь, это очень облегчило задачу. За несколько лет мы поймали около сотни таких вот неудавшихся разведчиков из двух мытищинских убежищ, КБ АТО и ТЭЦ, еще с полсотни нам добровольно предоставил Рыбаков. Не думай плохо об Олеге, он не предвидел, что его подопечные будут жить в таких условиях. Несомненно, весь процесс был растянут во времени на несколько лет, больше сорока человек здесь не было никогда, но одни умирали, а на смену им мои ребята ловили новых. Это сейчас у нас просто столпотворение. Когда три бункера слились в один, нам пришлось провести сортировку. Согласные подчиняться, в основном жители «Метровагонмаша», подготовленные Рыбаковым, оказались наверху. Лояльные к режиму, принявшие нашу систему координат, самые верные остались в числе свободных. Тех, кто пытался сопротивляться, но осознал свою ошибку, перевели на третий этаж. Упорствующие и бунтовщики попали сюда и в лабораторию, им придется поработать на благо выживания, пусть даже в таких условиях. Сейчас здесь около семидесяти человек. Пять отрядов «старослужащих», они тут уже давно. И два отряда новичков, в числе которых и твой Сергей. Они еще не до конца осознали свое положение, надеются на что-то, пытаются остаться людьми. Но мои надсмотрщики – мастера своего дела, успели научиться отличным методам обеспечения дисциплины и подчинения. Пока заключенных было мало, человек десять, мы справлялись своими силами. В конце концов, они могли работать под дулом автомата, людей для их контроля хватало. Но когда их стало больше полусотни, стихийно возникший бунт угрожал смести надсмотрщиков. Пришлось строить систему, практически такую же, как в концлагерях фашистской Германии во время второй мировой. И надо сказать, она оказалась крайне эффективной. Здесь уже не люди – так, биомасса, рабочая сила. Впрочем, в отличие от эсэсовцев, мы были ограничены в человеческом ресурсе, поэтому массовые расстрелы все же не практиковали и старались оказать медицинскую помощь тем, кто стоял на грани жизни и смерти. Кстати, показательных казней почти не потребовалось, хватило десятка человек, забитых насмерть у всех на глазах, и жертв Доктора Менгеле. И вот, как видишь, уже несколько лет в моем убежище существует рабство в классическом его смысле.

Рябушев говорил спокойно, но чувствовалось, что он сияет от гордости, показывая пленнику то, что он строил годами. Мужчине, казалось, доставляло истинное удовольствие смотреть, как тот бледнеет от негодования и страха. Для Андрея это было лучшим признанием действенности его методов, от осознания собственной значимости было приятно.

Женя смотрел, как по команде люди группами расходятся по своим делам. Рабы. Номера. Биомасса. Страшные слова, казалось, отпечатывались в сознании раскаленным клеймом. Это все неправда. Так не может быть. Бред, ложь, кошмарный сон. Парень ущипнул себя за руку, надеясь проснуться, но продолжал видеть то, что желал забыть.

Он обернулся, посмотрел в глаза полковнику. Равнодушные, серые, как сталь. Лицо практически без эмоций. Идеально чистый китель, неприлично опрятный на фоне грязи и страданий. Будто сам дьявол явился навестить грешников в преисподней. Пленник сделал полшага вперед. Взгляд застилал слепой, безотчетный гнев, внутри пожаром разгоралась ненависть, выжигая душу, сердце колотилось, как безумное, кулаки сжимались сами собой.

Евгений бросился на своего мучителя. Рябушев, не ожидавший нападения, упал на землю, и юноша начал душить его цепью наручников. В глазах Андрея на мгновение мелькнул страх, он захрипел, пытаясь вдохнуть, но Женя озверело ударил его головой об пол с неизвестно откуда взявшейся силой. Прошло несколько секунд, прежде чем опомнившиеся часовые оттащили его от мужчины. Парень вырывался, не замечая боли от ударов, не слышал ничего вокруг. В ушах звенел его собственный крик, полный бесконечного отчаянья и ярости. Он будто ослеп, перед глазами все было черно.

В предплечье впилась иголка шприца. Пленник по инерции дернулся еще несколько раз и затих. Эмоции отступили, выплеснувшись до дна, внутри были тишина и пустота. И от этого спокойствия становилось радостно и легко. Ему казалось, он может сейчас полететь, настолько невесомым было тело. Женя с облегчением вздохнул и тотчас провалился в сон.

* * *

Марина спустилась в бункер, отряхивая с волос влажный снег. К ней подскочил часовой, торопливо заговорил:

– Вас срочно вызывает начальник! Это приказ, не терпит отлагательств. Поспешите.

Алексеева скинула куртку на пол и бегом бросилась по коридору. Тон дежурного ей очень не понравился.

Женщина влетела в кабинет. Рябушев полулежал в кресле, над ним хлопотала медсестра.

– Что случилось?

– Сядь, – прохрипел Андрей Сергеевич.

Медик исчезла за дверью, и Марина увидела на шее полковника багровый след. Мужчина с усилием поднялся, подошел к столу. На затылке у него была до крови содрана кожа, как будто его возили головой по полу. Рябушев залпом осушил стакан коньяка и снова вернулся за стол.