нет же, я так люблю своего Франсуа! Как жаль, что судьба не наградила нас таким малышом, как у вас…

Она так и прилипла к ребенку, а Саше подобная назойливость не нравилась. После ужина герцога в кресле укатили в его апартаменты, а Анна Ильинична, заметив, с какой жадностью Илья рассматривает картины, развешенные по стенам, произнесла:

– Ах, если честно, я в этом мало что понимаю, это все коллекция моего мужа и его предков. Когда муж был здоров, он был завсегдатаем аукционов. Я же сама к этому равнодушна. Но, думаю, Ренуара от Шагала отличить все же смогу. Кстати, у нас есть и тот и другой – не желаете ли увидеть?

Илья тотчас возжелал, Саша, заинтригованная этим сказочным дворцом, забитым сокровищами, тоже, а мадам герцогиня лукаво заявила:

– Но только если вы разрешите мне взять Ивана Ильича на руки!

Отказывать хозяйке шато было бы крайне грубо, поэтому Саша, косясь на то, как сын веселится, прильнув к Анне Ильиничне (на той был костюм от «Шанель» – но, конечно же, другой), следовала за ними и бросала взгляды по сторонам.

Вот Жорж Брак, вот Мари Лорансен, вот Андре Дерен, вот Фернан Леже. Еще один Брак и, несомненно, Генрих Кампендонк.

Вот и Ренуар. А вот и Шагал. И сразу два Дега. А между ними вот Матисс. Впечатляет ведь?

Илья стал рассматривать сначала одного, а потом другого, а Саша, чувствуя, что навощенный паркет уходит у нее из-под ног, ухватилась за колонну, на которой возвышался античный бюст.

Если опрокинет и разобьет его, придется рисовать четырех Петровых-Водкиных.

Ее не занимали ни Ренуар, ни Шагал. И все потому, что в углу, несколько задрапированный занавесом, висел небольшой портрет работы Пикассо.

Это был портрет ее прабабки, «Девочка в матросском костюме и с леденцом».

Ее любимая картина, которая входила в коллекцию ее дедушки-академика и была украдена у нее Федором и ПВК.

Как и все прочие картины дедушки.

С гулко бьющимся сердцем Саша уставилась на картину и даже протянула к ней руки.

– Не советую, они все под сигнализацией, ведь живем мы, как сами заметили, в глуши. Но полиция приедет через пять минут.

– Откуда… – голос у Саши дрогнул. – Откуда она у вас?

Анна Ильинична, убаюкивая уже заснувшего у нее на плече Ивана Ильича (и это притом что у родителей на плече он засыпать упорно никогда не желал!), произнесла:

– Ах, «Девочка в бескозырке» Пикассо? Одно из последних приобретений моего мужа. И, надо сказать, одно из самых дорогих: можно ли себе представить, что лет тридцать назад Пикассо стоил всего лишь десятую часть того, сколько за него дают сейчас! Рынок предметов искусства явно сходит с ума!

– Нет, это «Девочка в матросском костюме и с леденцом», – заявила Саша, не веря своему счастью: вот кто купил ее любимую картину, вот чей дом она теперь украшала.

Вернее, шато герцога, потомка наполеоновского маршала.

Анну Ильиничну передернуло, и она сипло сказала:

– Нет, нет, не с леденцом! Только не с леденцом! Терпеть их не могу!

Что с ней, мадам герцогиня сидит на бессахарной диете? Но не плакать же от этого?

Их хозяйка, придя в себя после недолгой паузы, ровным тоном, как будто ничего не было, продолжила:

– Гм, как я сказала, я далеко не специалист, но в каталоге аукциона она значилась именно так…

Саша кивнула – она помнила эту репродукцию в каталоге, на который наткнулась тогда в «Ване Гоге».

Было это два года назад, а такое чувство, будто в прошлой жизни.

Те, кто оказался промежуточными владельцами картины, конечно же, не могли знать его подлинного названия: оно было известно только самой Саше, ее покойным родителям и дедушке.

Тоже покойному.

Поэтому наверняка все эти аукционисты и эксперты-искусствоведы дали картине Пикассо, когда она оказалась у них в руках, новое имя.

После того, как портрет прабабушки у нее украли Федя и ПВК.

– Нет, она называется именно так! – настаивала на своем Саша, и Анна Ильинична полюбопытствовала:

– Верю вам на слово, потому что вы разбираетесь в живописи явно лучше меня. Вас потрясла эта картина? Но почему?

– Потому что, – просто ответила Саша, – на ней изображена моя прапрабабушка.

Стояла черная летняя ночь, все давно спали (Илья с Иваном Ильичом в унисон похрапывали на кровати под балдахином с вытканным золотой нитью герцогским гербом). А вот мадам герцогиня и Саша, сидя на террасе, разговаривали. Вокруг стоящего на столе фонаря вились мириады ночных мотыльков.

Саша рассказала ей – не все, конечно, и уж точно не про подделку двух Петровых-Водкиных – историю с похищением коллекции своего деда.

И того, как они оказались в Ницце.

А потом и на побережье Бискайского залива. А в итоге – в шато герцога, потомка наполеоновского маршала.

– Значит, эта картина ваша? – спросила по-русски Анна Ильинична и вдруг по-французски добавила: – Забирайте ее!

Саша мотнула головой.

– Ваш муж ее купил, причем, как я понимаю, за какое-то количество миллионов. У нас нет возможности выплатить их вам.

Мадам герцогиня отмахнулась.

– Мой герцог переживет, я смогу его убедить. А деньги – что они? Все капиталы, шато и коллекция картин все равно после смерти моего герцога достанутся его алчным и ненавидящим меня детишкам. Даже его «Ягуар». Без гроша в кармане я не останусь, но этот ставший мне родным за последние десятилетия дом придется покинуть в течение считаных часов.

Саша понимающе кивнула.

– Так что пока жив мой герцог – забирайте! Потому что потом будет гораздо сложнее, его детишки вас измотают нескончаемыми судебными процессами, это они обожают.

– Не могу! – заявила Саша, а Анна Петровна фыркнула:

– Всенепременно можете! У вас прекрасный муж, очаровательный малыш, вы любите друг друга…

Ну да, и временами занимаются подделками предметов искусств – чтобы спасти этого самого очаровательного малыша от смерти.

А картина Пикассо спасет: на выручку от нее с любого престижного аукциона Ивану Ильичу можно будет сделать два десятка самых сложных операций.

– Нет, она принадлежит вашему мужу, и не стоит к этому возвращаться, – заявила Саша, хотя ей так хотелось снять картину со стены и увезти с собой.

Но картина, как и ее прошлое, не принадлежала больше ей, а, как водится, была собственностью кого-то другого. Наверное, как и будущее тоже.

Но кто хозяин будущего?

– Гм, вы, милая моя, упрямая – прямо как я. Уж извините, что я так ношусь с вашим очаровательным малышом, но разве с ним можно не носиться? Вы поведали мне свою тайну – я расскажу вам свою…

И она изложила бесхитростную историю, как много-много лет назад юная Аня Зябликова,