Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые танки вели огонь, а вторые стояли в очереди. Если «передовую» машину подбивали, ее место занимала другая.
Так и шли.
На стене одного из домов был написан немецкий лозунг: «Берлин никогда не сдастся!» Автоматчик перевесился через бронированный борт «Б-4», зачеркнул написанное и размашисто вывел: «А я в Берлине. Сидоров».
Впереди нарисовалась настоящая крепость – надземное бомбоубежище. Это было мрачное, похожее на тюрьму здание в пять этажей, с железобетонными стенами толщиной в два с половиной метра, с окнами, закрытыми массивными бронеплитами, с многочисленными прорезями бойниц.
– Самоходчики!
На позицию вышли ИСУ-152. Первый же снаряд вынес широкую стальную дверь, а второй пробил броневой щит на окне второго этажа – из проема рванули дым и пыль.
Парочка ЗСУ открыла огонь из спарок, обстреливая окна и бойницы – прикрывая пехоту. Два БТР тут же рванули к бомбоубежищу, и мотострелки ворвались внутрь.
– Борзых! Сунь-ка бронебойный. Приветим фольксштурм…
– Есть! Готово!
– Федотов, гляди, где открыто окно на третьем или торчит что из бойниц. Туда и пуляй.
– Понял… Выстрел!
Ударила пушка, посылая снаряд. Тот «расширил» амбразуру, куда фаустник совал гранатомет. Ни фаустпатрона, ни стрелка.
– Тащ командир! Радируют, что дом занят!
– Иваныч, газуй!
– Есть!
– Вижу зенитку!
– Где?
– Вот зараза! С чердака бьет! Вон тот дом, с угла, где арка!
– Вижу! Осколочным!
– Есть осколочным! Готово!
– Огонь!
Танковое орудие задиралось кверху не слишком высоко, но для чердака двухэтажного дома – достаточно. Половины чердака не стало.
– Аэропорт!
– Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Дугообразное здание аэровокзала Темпельхоф вытягивалось в длину более чем на километр, и подъезды к нему стерег целый рой танков, «Пантер» и «троек» вперемежку.
Зато проезд был широк – сразу четыре «ИС-3» проехали в ряд, стреляя залпом. Репнин залюбовался даже своими танками – асфальт был разбит, воронка на воронке, «ИСы» качало, как на волнах, но пушки смотрели строго вперед – стабилизаторы работали так, что «сумрачному немецкому гению» и не снилось.
– Огонь!
Оба «Зверобоя» добавили свой дуэт в общий хор и с ходу завалили «Ягдпантеру». Несколько «троек» уцелело, и «панцерзольдатен» решили покинуть поле боя, удручающе походившего на расстрел.
Советские танки вырвались на овальное поле аэродрома. На полосу как раз выруливал «Юнкерс-52», прозванный «тетушкой Ю».
Ему наперерез двинулся «Б-4», постреливая из пулемета. Это не подействовало на пилота, и тогда за дело взялся боец с РПГ-2.
Граната вошла «тетушке» под кабину. Взрывом снесло мотор, самолет развернуло на месте и опрокинуло на крыло – подломилась стойка шасси.
Ворота ангаров стояли открытыми – вся «эскадрилья фюрера» была на месте – самолеты Гиммлера, Риббентропа и прочих. Личная машина Гитлера – четырехмоторный «Фокке-Вульф-200 Кондор» – прогревал моторы на рулежной дорожке.
– Федотов, видишь того, с четырьмя моторами? Приласкай его!
– Понял! Осколочный!
– Есть осколочный! Готово!
– Огонь!
Взрыв оторвал «Кондору» правое крыло, и это словно сигналом послужило – из ангаров набежало эсэсовцев, стрелявших на ходу. Пулеметчики долбили, укрывшись за мешками с песком или из амбразур бетонных дотов.
«Зверобой» расколупал один такой, а пара «ИСов» взялась за ангары – от самолетов только клочки полетели. Пара снарядов от группы Лехмана перемешала песок, мешки и пулеметчиков.
«ИСы» и «Т-43» пошли давить самолеты, стоявшие на поле – их тут были десятки. Истребители гитлеровского эскорта и обычные бомберы. Советские танки давили и крушили всех одинаково.
Неожиданно настала тишина, этакое секундное перемирие, и как раз в этот момент откуда-то вынырнул приземистый черный «Майбах».
Сердце Репнина заколотилось – эта марка была у Гитлера в почете, фюрер любил «Майбахи» за плавность хода.
– Не стрелять! Живьем брать!
Но «ИС» Полянского выстрелил чуть раньше отданной команды. Снаряд влепился в колонну, державшую одну из воротин, и та стала медленно опадать, всей своей массой придавив «Майбах» – капот и переднее сиденье.
Следом за легковым выехал автомобиль грузовой, полный эсэсовцев. Сохранять жизнь этим выродкам в планах у Геши не было. Пары осколочных отряду СС хватило вполне.
Из подъехавшего бэтээра выскочили автоматчики и бросились к лимузину. На счет «два» они вынули из салона трепыхавшегося немца в штатском.
Геннадий не выдержал и вылез из танка. Увы, его ждало разочарование – мотострелки вытащили не Гитлера.
Мелкий, усатый, трясущийся немец в очках являлся рейхсфюрером СС.
– Герр Гиммлер! – неласково усмехнулся Репнин. – Какая встреча!
Гиммлер затравленно смотрел на русского танкиста, на этого «черного дьявола».
– Так этот хер и есть тот самый Гиммлер? – удивился старшина Родин. – Это надо же, а? У нас в колхозе счетовод есть, теперь буду знать, на кого Петро Тарасович похож! Куда его, тащ полковник?
– Куда? – медленно повторил Репнин. – Расстрелять его нельзя…
– Это почему? – нахмурился старшина.
– Расстрел – это привилегия офицеров, а Гиммлер всего лишь живодер. Повесить его.
– Вот это по-нашему! – одобрил Родин. – Вась, тащи веревку!
Когда Гиммлер понял, что ему светит, он заверещал и забился в крепких руках пехотинцев, но те были неумолимы. Пуча глаза так, словно его шею уже сжимала петля, рейхсфюрер грозился, плевался, умолял, плакал, выл – бесполезно. Вздернули.
– Лехман! Оставляешь тут пару танков, с ними – два БТР. Пусть подежурят, а то мало ли… По машинам!
Леня Лехман, радуясь, что командир не оставил на аэродроме весь батальон, первым залез в люк своей «сороктройки».
* * *
До центральных районов Берлина оставалось совсем немного. Одолев довольно широкий проезд, танковая группа вышла к широкому каналу, мост через который был разрушен и горел. Саперы заготовили бревна, но сильный пулеметный огонь из близлежащих домов не позволял заняться ремонтными работами.
– Борзых! Скажи всем, пусть прикроют саперов!
– Есть!
Танковые орудия и пулеметы проредили немецкие ряды, обстрел попритих, и пехота рванулась на мост, к взорванному пролету, прямо по горящему настилу, то исчезая в клубах дыма, то появляясь снова. Помкомвзвода быстро принимал длинные толстые доски и укладывал из них первые мостки между исковерканными взрывом балками.