Старина Бейли достал из кармана шариковый дезодорант, наполовину использованный, и протянул его Данникину. Тот прищурился, лизнул дезодорант и вернул – не пойдет. Старина Бейли убрал дезодорант в карман и снова поглядел на маркиза: босого, без плаща, распухшего в канализационной воде. На серой коже, сморщенной, как чернослив, было множество ран – глубоких и не очень.

Старина Бейли вытащил из кармана флакон, на три четверти заполненный желтой жидкостью, и протянул Данникину, который принялся подозрительно его разглядывать. Жители канализации отлично знали, что такое «Chanel № 5», и с любопытством обступили Данникина. Медленно, с чувством собственного достоинства, он вытащил пробку, уронил одну каплю себе на запястье и принюхался с таким серьезным и важным видом, будто он – знаменитый парижский парфюмер. Покивал, подошел к старине Бейли и обнял его, подтверждая сделку. Старик отвернулся и задержал дыхание.

Потом старина Бейли поднял палец и постарался объяснить жестами, что он уже не молод, а маркиз Карабас – живой или мертвый, неважно, – весит немало. Данникин озадаченно поковырял в носу, а потом махнул рукой, давая понять, что его великодушие, его неразумная и неуместная расточительность когда-нибудь непременно приведут его самого и его людей в богадельню. И велел мальчишке привязать труп к раме детской коляски.

Старина Бейли прикрыл тело маркиза тряпкой и повез его по забитой народом палубе прочь от жителей канализации.

* * *

– Вегетарианский карри, пожалуйста, – сказал Ричард торговке. – Скажите, а вот у вас тут карри с мясом… Что там за мясо? – Женщина ответила. – О-о! – протянул Ричард. – Понятно. Тогда два вегетарианских.

Вдруг у него за спиной послышался глубокий чувственный голос:

– Давно не виделись.

Он обернулся. Это была бледная девушка с фиалковыми глазами в черном бархатном платье – та самая, которая встретилась им в известняковых туннелях.

Ричард улыбнулся.

– Привет… Ой, и пападам, пожалуйста, – сказал он торговке. – За карри пришла?

Она подняла на него свои фиалковые глаза и проговорила, подражая Беле Лугоши[49]:

– Я не ем… карри, – и залилась звонким, радостным смехом.

Ричард вдруг подумал, что уже очень давно ни одна девушка не пыталась его развесилить.

– Э-э… Ричард. Ричард Мэхью, – представился он и протянул руку. Она легонько ее пожала. Ричард отметил, что пальцы у нее ледяные. Впрочем, кто не замерзнет осенней ночью на палубе крейсера, продуваемой сырым ветром Темзы?

– Ламия, – сказала девушка. – Я из детей ночи.

– А-а… И много вас?

– Не очень.

Ричард забрал коробочки с карри.

– И чем ты занимаешься? – поинтересовался он.

– Когда не ищу себе пропитание, – с улыбкой проговорила она, – предлагаю услуги проводника. Я знаю все уголки Нижнего Лондона.

Вдруг за спиной Ламии выросла Охотница, хотя Ричард готов был поклясться, что она только что стояла у дальнего конца прилавка.

– Он тебе не достанется, – прошипела Охотница.

– Это мне решать, – с милой улыбкой ответила Ламия.

– Охотница, познакомься, – сказал Ричард, – это Ламия. Она из ночных детей.

– Детей ночи, – поправила девушка.

– Она проводник.

– Я отведу тебя, куда хочешь.

Охотница забрала у Ричарда пакет с карри в картонных коробочках.

– Нам пора, – сказала она.

– Погоди, – остановил ее Ричард. – Если мы хотим попасть к сама-знаешь-кому, нам понадобится помощь.

Охотница промолчала и выразительно посмотрела на Ричарда. Еще вчера такого взгляда было бы достаточно – он бы не осмелился возражать. Но то вчера.

– Давай спросим Дверь, – сказал он. – Маркиза не видать?

– Нет.

* * *

Старина Бейли стащил по трапу труп, привязанный к раме коляски и похожий на безобразное чучело Гая Фокса из тех, какие до недавнего времени дети таскали в начале ноября по всему Лондону, показывая прохожим, прежде чем сжечь пятого числа в День Гая Фокса. Бейли, чертыхаясь, проволок труп через Тауэрский мост, а потом вверх по склону, мимо Тауэра. Затем он направился на запад в сторону метро «Тауэр-хилл». И наконец остановился, немного не дойдя до входа на станцию, у широкой стены из серого камня. «Сойдет, – решил старина Бейли. – Хотя на крыше было бы лучше».

Это был один из немногих фрагментов лондонской стены, сохранившийся до наших дней. По легенде, стену вокруг Лондона приказал построить римский император Константин Великий в третьем веке нашей эры. Сделал он это по просьбе своей матери Елены, которая была родом из Лондона и всю жизнь чувствовала себя униженной, когда наместники провинций хвастали стенами своих родных городов и, как бы между прочим, интересовались, высоки ли стены ее родного города. В конце концов стена тридцати футов высотой и восьми футов шириной опоясала весь Лондон (в ту пору совсем небольшой городок), не оставляя повода для насмешек.

Сегодня стена уже не так высока, как во времена Константина и его матери, – уровень грунта сильно поднялся (большая часть стены на пятнадцать футов ушла под землю), – и, уж конечно, она не опоясывает весь город. Но тот фрагмент, у которого остановился старина Бейли, все же внушает уважение. Старик кивнул сам себе, привязал веревку к раме коляски, взобрался на стену сам и, ворча и отдуваясь, втащил труп. Отвязав маркиза, Бейли бережно уложил его на спину и вытянул руки вдоль тела. Некоторые раны на теле маркиза кровоточили, но маркиз безусловно был мертв.

– Ах ты, болван, – печально прошептал старина Бейли. – Вот скажи, чего ради ты умер?

В темно-синем небе ярко сияла далекая круглая луна, а осенние звезды рассыпались по нему бриллиантовой крошкой. К стене слетел соловей, поглядел на труп маркиза и что-то нежно прощебетал.

– Не суй свой клюв, куда не просят, – проворчал старик. – Вы, птицы, тоже не розами пахнете.

Соловей мелодично выругался и исчез в ночи.

Старина Бейли вытащил из кармана черную крысу, которая успела заснуть. Она сонно огляделась, зевнула, показав тонкий длинный язычок, заморгала.

– Лично я, – сообщил ей старик, – был бы счастлив, если бы у меня вообще нюх отшибло.

Он выпустил крысу на стену, и она возмущенно запищала, размахивая перед мордочкой передними лапами. Старик вздохнул, бережно вытащил из кармана серебряную шкатулку и достал из-под пальто вилку на длинной ручке. Положил шкатулку маркизу на грудь и опасливо откинул крышку вилкой. Внутри, на красном бархате, лежало крупное утиное яйцо, в лунном свете казавшееся голубовато-зеленым. Старина Бейли зажмурился, размахнулся и ударил вилкой по яйцу.