Казалось, будто он спит. Его густые окрашенные волосы были зачесаны набок, а сквозь приоткрытые губы, уголки которых были приподняты наподобие легкой улыбки, виднелась полоска вставных зубов. Его лицо было снова красивым благодаря искусной работе гримера. У меня было жуткое ощущение, будто отец присутствует в этой комнате, мечтая о счастливых временах, когда ему никто не будет мешать. Я чувствовала, что его дух все еще витает в воздухе, презирая и высмеивая меня в последний раз.

За день до похорон я дала ключ от дома отца одному из его друзей с просьбой выбрать какую-нибудь подходящую одежду, в которой можно было бы похоронить его. Я не могла заставить себя войти в его спальню, открыть его шкаф и притронуться к его вещам. По крайней мере, пока я не увижу собственными глазами, что его больше нет.

Его друг сделал замечательный выбор. На отце был серый шерстяной костюм со свежим платком в тон, выглядывавшим из нагрудного кармана, а армейский галстук был завязан ровным узлом под воротничком тщательно выглаженной рубашки кремового цвета. На груди гордо красовались медали, которыми его наградили во время войны, напоминая о том, что он был одним из бравых ирландских солдат, добровольно ушедших на фронт, чтобы воевать за честь своей родины.

«Старина Джо» выглядел благородно и был готов принимать посетителей, которые пришли попрощаться с ним и проводить в последний путь, а я, его дочь, как и полагается, встала у гроба.

Вошли родственники отца во главе с моим дядей. Впервые за тридцать лет мы снова оказались в одной комнате. Мы не виделись с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Хотя мой дядя был меньше ростом и стройнее моего отца, он так сильно был на него похож, что я чуть было не лишилась мужества. Его роскошные седые волосы были зачесаны назад, открывая непроницаемое лицо, такое же как у его брата и отца. Дядя уставился на гроб. Если даже он и чувствовал какие-либо эмоции при виде брата, которого когда-то любил и которым восхищался, то не показывал их.

Он повернулся и отошел в сторону, а я уверенной походкой подошла к нему и сказала:

— Здравствуй, дядя. Спасибо, что пришел.

Затем я протянула ему руку в знак приветствия.

Он избегал смотреть мне в глаза и вяло коснулся моей руки, имитируя рукопожатие. Не глядя на меня, он пробормотал:

— Здравствуй.

Не сказав ни слова, без каких-либо комментариев или слов сочувствия, дядя отошел на другую сторону комнаты. Его сыновья и племянники последовали за ним, и я поняла, что ничего не изменилось.

Надеялась ли я наладить отношения с родственниками? Наверное, в глубине души — да. С нейтральной улыбкой я приветствовала следующего гостя, который ждал, чтобы подойти к гробу. Люди подходили один за другим, наклонялись и смотрели в лицо отца, а потом занимали свои места. Комнату наполнили тихие голоса. У некоторых в руках были носовые платки, чтобы смахнуть навернувшуюся слезу.

Директор похоронного бюро, высокий, прекрасно сложенный мужчина, который был очень добр ко мне во время организации похорон моей матери, почувствовал, что что-то не так, и подошел к родственникам отца, чтобы сообщить им, что после похорон будет накрыт стол и он надеется увидеть их там. Они вежливо, но категорично отказались. Они пришли лишь с одной целью — увидеть Джо, их брата, дядю и кузена. Его дочь по-прежнему оставалась для них чужой. Меня отделял от них не просто проход, а целая пропасть, существовавшая много лет, — и я мгновенно это почувствовала. Я стояла одна, глядя на гроб отца. Казалось, он смотрел на меня, и его улыбка в моем воображении выглядела насмешливой. Я снова слышала слова, которые он повторял так много раз: «Люди станут плохо к тебе относиться, если ты им расскажешь, Антуанетта. Все осудят тебя».

И в нескольких шагах находилась семья, которая действительно меня осудила. Моя подруга, увидев, что я стою одна, подошла ко мне и встала рядом. Она нежно улыбнулась мне в знак любви и поддержки, и моя уверенность вернулась вновь. Я выбросила из головы этот голос из прошлого вместе с сожалениями, которые не позволяла себе чувствовать в течение тридцати лет, и продолжила приветствовать остальных гостей — горожан, которые выражали уважение моему отцу и оказывали поддержку мне, его дочери.

Мое внимание привлекла женщина, которая стояла поодаль, как будто желая побыть наедине со своими мыслями. Ей было около семидесяти лет, ее короткие седые волосы были стильно уложены на затылке, а прекрасно скроенный черный костюм подчеркивал точеную фигуру. У нее была красивая осанка — годы не согнули ее спину. Вокруг нее витал дух элегантности, и она привлекала к себе внимание в небольшом помещении похоронного зала. Было видно, что паутинка морщин у ее глаз и рта отражает милый, веселый характер, но сейчас на ее лице была одна лишь грусть. Она задумчиво смотрела на гроб.

Ее скорбь тронула меня, но, когда она заметила мой взгляд, на ее лице появилось выражение беспокойства и муки. Я ободряюще улыбнулась, и она решилась подойти ко мне. Я слегка дотронулась до ее руки, так как видела, что сейчас она не способна говорить. Она, полагая, что я была также удручена горем, присела рядом и взяла молитвенник.

Оставим все разговоры на потом, подумала я, ожидая, пока придет священник. Когда он вошел и встал на свое место, в комнате воцарилась тишина. Он повернулся к собравшимся и начал отпевание.

Когда служба подошла к концу, гроб запечатали, и я знала, что видела лицо своего отца в последний раз. Голос, который мучил меня десятилетиями, наконец замолчал. Пришло время идти на кладбище, чтобы посмотреть, как гроб зароют в землю.

Для всех остальных людей этот день был днем его похорон, но для меня это было прощание с Ирландией. Сегодня в последний раз я пойду на кладбище и в последний раз буду улыбаться друзьям своего отца, которым нравилось то, что он делал, но которые не знали его как человека. Я увижу могилу, на которую никогда больше не приду и за которой не буду ухаживать. Она порастет травой, и мои родители, лежащие вместе навечно, будут наконец забыты.

Мой отец указал в завещании, которое подписала также и моя мать перед смертью, что хочет разделить с ней место на кладбище. Ее гроб был зарыт, холм покрыт травой, скрывающей ее могилу от посторонних глаз, а сбоку было оставлено место для могилы отца. Во время короткой церемонии на кладбище, когда гроб опустили в землю, я, не обращая внимания на разговоры, стояла рядом. Родственники отца со склоненными головами заняли место с противоположной стороны.

Только я знала, что последний букет цветов, который я положила на крышку гроба в тот день, был предназначен для моей матери. Я все еще горевала о женщине, жизнь которой он разрушил. Я скучала по той матери, какой она была когда-то, и оплакивала отношения, которых у нас никогда не было.

В тот день я увидела, что гроб отца поместили в землю первым. К своему удовлетворению, я подумала, что гроб матери должен оказаться сверху. Теперь у нее будет вечное превосходство над ним, горько думала я.

Короткая церемония погребения подошла к концу, и гроб начали засыпать землей. Мой дядя уже бросил первую пригоршню на деревянную крышку. На следующее утро женщины будут восхищаться цветами, покрывающими могилу в доказательство популярности этого человека.