на праздности, в то время как целые города и деревни исчезают под натиском Трупного Бешенства.

На протяжении многих лет ЧВК брали на себя задачи, которые королевская армия была не в состоянии выполнить. Эти бойцы защищали от оживших, исследовали заражённые территории, рисковали жизнями. И вот, их предали. Ситуация достигла апогея после трагедии на королевском ужине. Винсент Филч, владелец и главнокомандующий «Вектора», был вынужден собственноручно убить королеву Сесилию, ставшую носителем Трупного Бешенства. Если бы не его решительные действия, столица могла бы погрузиться в хаос.

Многие осуждают этот поступок, но разве у него был выбор? Время для колебаний могло стоить жизней сотен, если не тысяч людей. Да, «Вектор» попал в немилость, но только благодаря их труду столица всё ещё стоит. Где была королевская армия в тот вечер? Где она сейчас?

Мы, простые граждане, ежедневно боремся за выживание. Видим, как ожившие уничтожают наши дома, забирают жизни наших близких. А что делает корона? Королевская армия утратила свою силу, а королевский двор предпочитает игнорировать реальность. Вместо защиты народа, король продолжает устраивать праздники, словно это что-то изменит.

Эта безответственность уже давно стала оскорблением для каждого из нас. Мы не просто подданные, мы люди, и мы заслуживаем защиты."

Прочитав эту статью, горожане уже не могли оставаться равнодушными. На улицах столицы начались оживлённые разговоры. Взгляды, полные негодования, устремлялись к дворцу, словно стены его могли услышать все нарастающие возмущенные крики.

— Они даже не пытаются нас защитить! — выкрикнул кто-то в толпе.

— Винсент спас столицу, а его предали! — поддержал другой голос.

— Королю плевать на нас!

Гнев копился годами, но теперь, благодаря действиям союза ЧВК, он начал перерастать в нечто большее. Люди начинали осознавать свое незавидное положение, а королевская власть всё сильнее теряла свои позиции в их глазах.

Утренний туман, который обычно поглощал улицы столицы, сегодня казался символом накаляющегося напряжения. В этот раз он не утихал, а будто подчеркивал нарастающее недовольство. С каждым прочитанным заголовком газеты, с каждым выкриком газетчиков и каждым прорывающимся в толпе возгласом, гул города становился всё громче.

На главных перекрестках люди сгрудились, загораживая проезжую часть. Трамваи и паровые омнибусы остановились, их кондукторы и пассажиры спорили, держа в руках помятые газетные страницы.

— Довольно! Мы всё это терпим слишком долго! — выкрикнула женщина в фартуке продавщицы, потрясая газетой. — Они празднуют, пока наши родственники умирают от эпидемии!

— Куда идут налоги? Почему наши дети умирают, а дворцы сияют золотом? — подхватил старик с изношенной кепкой, сжимая кулак.

Город еще жил своей жизнью, но эта жизнь теперь кипела гневом. Рабочие покидали мастерские и склады, перекрикиваясь, сжимая в руках инструменты и бросая за спины грязные фартуки.

Заводы замолкают.

На крупнейших промышленных объектах столицы начались забастовки. Огромные чугунные станки, всегда работавшие на износ, остановились, заглушив привычный гул производства. Сотни рабочих, стуча молотками по металлическим листам и трубам, выкрикивали лозунги:

— Верните нам наши деньги! Защищайте нас, а не королевский пир!

— Мы — основа королевства! Без нас, Альбион ничто!

Даже владельцы частных фабрик, многие из которых в прошлом поддерживали королевскую власть, были вынуждены наблюдать, как их работники бросают инструменты и выходят на улицы.

На одной из текстильных фабрик женщина с уставшими глазами закричала:

— С меня хватит! Шью платья для балов, а у самой в шкафу обноски!

Скоро к крикам рабочих присоединились голоса их семей. Мужчины, женщины и даже подростки, в порыве отчаяния и гнева, выходили из домов и следовали за толпами к дворцовой площади.

На центральных улицах столицы люди стекались в одном направлении. Полностью продав тираж, торговцы газет, вместо того чтобы бежать за новой партией, теперь сами шли в толпе, крича:

— Дворец должен услышать нас!

— Моего деда загрызли Ожившие в Штрайне! Король в ответе за нашу кровь!

Мужчины несли грубо сколоченные плакаты с надписями:

— Защищайте людей, а не свое проклятое золото!

— Альбиону нужны солдаты, а не придворные!

— Мы не дойное стадо для вашего пира!

Людей на площади перед дворцом становилось всё больше. Густой пар из труб колонны автомобилей смешивался с человеческими криками. Толпа бурлила, словно огромный живой организм, который не мог больше сдерживать свой гнев.

Мужчина, вскарабкавшись на фонарный столб, выкрикнул:

— Винсент спас нас, а король его наказал! Ну и кто из них предатель⁈

Толпа взревела в ответ, соглашающаяся с каждым его словом.

Старые часы на ратуше пробили лишь десять утра, но город уже выглядел так, будто переживает ночь восстания. Пары разогретых котлов на заводах в некоторых местах были выпущены в воздух намеренно — рабочие создавали символ протеста, окутывая улицы паром.

У дворцовой площади, люди видевшие своими глазами ужасы эпидемии, первыми из толпы начали бросать камни за ограду дворца. Один из них ударил в кованую железную решетку массивным гаечным ключом. В ответ несколько гвардейцев, стоящих за воротами, подняли щиты, что только раззадорило толпу.

— Они прячутся за решетками как звери! Твари! Знали, что мы придём! — крикнул молодой рабочий, размахивая ломом.

Крики становились всё громче. Те, кто ещё вчера боялся сказать хоть что-то против короля, теперь, подобно той же эпидемии, заражались смелостью толпы.

Те, кто не пошёл на площадь, смотрели на творящийся снаружи ужас из окон своих домов. Один старик, вытирая стекло полотенцем, шептал под нос:

— Роберт сам виноват. Люди так долго терпели, а терпеть, им больше нечего терять.

На кухнях, за утренним чаем и яичницей, матери смотрели на своих детей. Никакой школы сегодня не будет — небольшая цена за возможно более счастливое и безопасное будущее всего королевства. Дрожа от смешанных эмоций — страха и надежды, они думали о мужьях ушедших утром на заводы, а теперь, стоящих с плакатами в самой гуще человеческой ярости.

Толпа перед дворцом продолжала расти. Город дрожал, и уже никто не мог с уверенностью сказать, во что все это может вылиться.

Сырость все же начавшегося дождя смешалась с запахом людских тел, залежавшегося мусора и отработанного пара. В отдалённых районах города, где шум толпы звучал лишь как далёкий рёв, начались грабежи. Разбитые витрины магазинов гремели словно колокола, возвещающие о начале бедствия. В переулках слышались топот ног и приглушённые крики. Грабители, прикрывая лица платками и капюшонами, выносили из лавок всё, что попадалось под руку: хлеб, драгоценности, часы, деньги, меха.

В воздухе, вслед за дымом, начал растекаться запах гари — в одном из складов загорелся случайно упавший на