– Черти полосатые! – эмоционально высказывается один из сувайворов. – Это… как на Каменной реке, когда мы сожгли ту орду плевунов?

– Боюсь, хуже, – женщина морщится, прижимая пальцы к вискам. – Этот вой… концы отдать можно было. Тогда для нас начался ад. А что будет сейчас…

– Предлагаю не ждать, – резко перебиваю я. – Ударим первыми. Источник недалеко, а у нас еще две становые бомбы. Заткнем его навсегда! Он боится нас, и не зря. Ну так что… вы со мной?

Миасс. Координационный центр армейской группировки и оперативного корпуса АПБР

Полковник Гнедой осушил пятую за этот бесконечный день кружку кофе и совершенно не почувствовал вкуса. Похоже, еще немного – и придется переходить на инъекции стимулятора. Как говорил герой одного старого американского фильма, он слишком стар для этого дерьма.

Только что закончилось совещание с военными. Безрадостное совещание. Судя по сводкам, все катилось не просто к поражению – к катастрофе. Мощное оружие военных и спецтехнологии АПБР оказались несостоятельны против орды тварей, хлынувших из Зоны. Враг прорвал фронт в двух местах – вдоль трасс М5 и 343 в восточном направлении, на Миасс. Страшный враг и непонятный: безмозглые малоуязвимые монстры, движимые только жаждой убийства и не боящиеся смерти. Как с такими воевать? Причем они-то, может, и безмозглые, однако тот, кто их направляет, – отнюдь нет. Вот уж у кого голова варит как следует и вполне стратегически грамотно. Отвлекающие удары почти по всему Периметру, маскирующие планы врага, не давали возможности людям сосредоточить войска на самых важных направлениях. Зато врагу обеспечить многократный перевес в любом месте Периметра не составляло никакого труда – ему внутри Зоны перемещаться было куда проще, чем людям вне ее пределов. А там – буря и натиск. Падение Миасса, похоже, лишь вопрос времени, причем весьма небольшого. Да, эвакуация города уже ведется, но, если так пойдет дальше, враг может оказаться на его окраинах уже через несколько часов, и за это время даже треть города вывезти не удастся. А это значит – вновь огромные жертвы и многотысячная орда истребителей и прыгунов, которая хлынет из мертвого города во все стороны. Причем главным образом – в сторону Челябинска. И что тогда? Еще один мегаполис, превращенный в Зону?

Гнедой потянулся к чайнику, собираясь заварить себе еще кофе, но тут же махнул рукой с каким-то даже отвращением: сейчас бы ему не кофе, а водочки тяпнуть. Основательно так, с пол-литра хотя бы раздавить, чтобы отпустили сжимающие душу тоска и страх. Поздно. Слишком поздно они спохватились. И белоярские тоже припозднились. Раньше надо было давить эту таганайскую гадину! А теперь что? Превращать в радиоактивную пустыню половину Челябинской области? Тут уже просто становым оружием не обойдешься. Возможно, даже придется запрашивать санкции Москвы на ядерный удар.

Полковник почти с ненавистью смотрел на карту, закрывающую почти полстены его кабинета, на которой кровавой кляксой расползались от Златоуста потерянные людьми территории. Гнедой сжал в пальцах ручку кружки с остатками кофе и уже представлял, как запустит ею в проклятую карту, как она разлетится вдребезги и коричневая жидкость потечет по ней вниз, дополняя складывающуюся отвратительную картину… Только он знал, что этот всплеск ярости не принесет ему облегчения, а потерять лицо перед подчиненными, которые наверняка забегут в кабинет на шум, полковник себе позволить не мог.

Однако шум раздался как раз с другой стороны двери, из приемной. Возмущенные голоса… Какого черта? Дверь распахнулась. Полковник уже собрался высказать все, что думает об этом вторжении, не заморачиваясь подбором цензурных слов, но онемел.

В кабинет шагнула высокая фигура в длинном плаще с капюшоном, под которым не видно было лица. За спиной вошедшего маячила бледная и напряженная переговорщица Ольга. Похоже, дело действительно труба, раз Посвященный Белоярского Обломка решил пожаловать лично.

* * *

К югу от Периметра Таганайской Зоны

Отделение сержанта Лебедева отступало по трассе М5 на восток. Ему «повезло» оказаться в месте одного из самых мощных ударов орды порождений Зоны. Причем и с земли, и с воздуха. Позиции их были прорваны меньше чем за час. Поначалу еще установки залпового огня худо-бедно прикрывали их, основательно прореживая тварей и не давая потоку кошмарных мутантов захлестнуть бойцов. Но когда небо потемнело от крылатой орды, стало ясно, что дело швах. Над ними и где-то в стороне горели и падали боевые вертолеты. Крыланы, как Лебедев про себя называл летающих мутантов, плевали в них какой-то дрянью, которая разъедала и броню, и стекло, экипажи гибли, винты останавливались, и могучие машины, срываясь в штопор, врезались в землю, превращаясь в громадные огненные цветы взрывов. А вот самих тварей даже прямые попадания ракет «воздух-воздух» не всегда убивали. Оторванные крылья на глазах изумленных и потрясенных солдат отрастали снова – и вот крылан уже вновь готов к бою. Что уж говорить о стрелковом оружии и даже крупнокалиберном пулемете БТР. Только достаточно мелкие твари, разорванные на куски, не собирались снова в единое целое, а с созданиями покрупнее мог справиться только огонь.

А вот с ним как раз резко стало напряженно, когда замолчали и «Смерчи», и «Буратино» – похоже, крылатая орда добралась и до них. БТР Лебедева ехал на восток. Здесь, на зажатой среди лесов трассе, остановить тварей никаких шансов – можно только погибнуть ни за понюх табаку. Не крыланы с воздуха заплюют своей разъедающей все и вся кислотной дрянью, так какой-нибудь из левиафанов выползет на дорогу и перевернет их БТР. Лебедеву довелось видеть этих гигантских чудовищ, но, к счастью, лишь издали, в бинокль. Жуть кромешная. Сержанту почему-то вспомнились здоровенные марсианские треножники из фильма «Война миров». То же ощущение страха и отчаяния: тут мелочевку-то с трудом убивать удается, а эти ходячие башни высотой с трехэтажный дом – все равно что приговор. Лебедев видел, как одна такая тварь, напоминавшая вылезшего на сушу кракена, разметала танковый взвод, отломав башни у двух могучих «Армат». Даже думать не хотелось, что будет, если подобное чудовище, раздвигая сосны своей могучей тушей, выползет на трассу рядом с его бэтээром.

Так что ехать, не останавливаться, хотя бы до Нижнего Атляна, а там попытаться занять позиции и дать бой… Хм, дать бой… Этому? Как? И тут пришла мысль о том, что он лишь бессмысленно погибнет и ребят своих погубит, пытаясь остановить неуязвимых монстров. Пришла и осела на периферии сознания этакой ядовитой пиявкой. И вроде гонит он ее, а она только крепче присасывается, и ядом от нее расползаются другие мысли: что будет меньшим злом – бесполезно положить свое отделение и никого не спасти или просто увести сейчас парней подальше от линии фронта и спасти хотя бы десять человек, включая себя? Ответом на эту дилемму тут же всплыло страшное и обличающее слово «дезертирство». Но ведь можно назвать это и по-другому – например, здравым смыслом.

Ему снова вспомнилась «Война миров» и неуязвимые марсианские треножники. Смысл-то погибать в заведомо безнадежной битве? Наземным войскам тварей Зоны не остановить – их сомнут и раздавят, как сделали это на Периметре… Но тут же, словно в противовес, всплыло другое воспоминание – тот мальчишка, который просился в мертвый Златоуст искать пропавшего отца. Лебедев сейчас уже и сам себе не мог объяснить, почему тогда все же решился помочь пацану. Что-то словно щелкнуло в голове. А теперь-то что изменилось? Сколько еще таких пацанов в Нижнем Атляне? А в Миассе? А в Челябинске? Их-то кто защитит? Можно подумать, он, Лебедев, один такой умный – рассуждает о меньшем зле, смысле и прочем! Да эти мысли сейчас наверняка как минимум у каждого третьего в голове крутятся. А что, если все этим мыслям последуют, возьмут и умоют руки, чтобы «не погибать бессмысленно»? Картина, тут же услужливо нарисованная воображением, так поразила Лебедева, что впору было отшатнуться с возгласами «чур меня, чур!». Нет уж – прагматиком он не будет. Если, конечно, хочет остаток жизни без отвращения смотреть на себя в зеркало, когда бреется.