Брекенридже в этом домике вместе с женой. Они ни в какую не соглашались переехать в Лос-Анджелес поближе к цивилизации, несмотря на просьбы детей и внуков. Когда он говорит о Мэри, погибшей два года назад, с которой он прожил больше пятидесяти лет, его лицо не становится грустным. Только тоска сквозь улыбку.

– Так что берегите друг друга. – Карл похлопывает меня по плечу и встает. – Первая любовь – она ведь самая особенная, и очень важно сохранить ее!

Мэдс неловко кивает, тушуясь и не решаясь сказать что хочет. Точнее, солгать. О том, что я не ее первая любовь.

– А где можно лечь спать?

– Вот. – Старик указывает на единственный диван в комнате. – Если не хотите, конечно, спать вместе со мной. Но предупреждаю: я сильно храплю, – посмеивается он. – Точно! Сейчас вам вынесу плед и подушки.

Я начинаю смеяться, как только дверь за ним закрывается. Мэдс все еще находится в состоянии шока, словно перед ней пролетел Санта.

– Нет! – Она переходит на шепот. – Я не лягу с тобой!

– Правда? – Поднимаю брови, проходясь рукой по еще влажным волосам. – Тогда у тебя остается два варианта: либо лавочка, либо пол.

– Настоящий джентльмен уступил бы место!

– Ну, возможно, Брейан и уступил бы, а я собираюсь хорошо выспаться.

– Брайан! – снова поправляет она, будто этот недоумок ей и вправду важен.

Она усаживается обратно на диван, подгибает под себя ноги и отворачивается. Я закатываю глаза, но не приближаюсь, чувствуя с ее стороны усталость и злость из-за ошибки в имени ее нового знакомого. Мэдс придает ему такое важное значение?

– У вас с ним что-то было? – Я не повышаю голоса, но говорю жестко и серьезно.

– Хм. С каких пор я обязана перед тобой отчитываться? Помнится, я не просила тебя рассказывать о своей личной жизни.

– Потому что ты трусиха.

Секунда. Вот оно. Надутые от злости алые губы и злой блеск в глазах.

– Прости?

– Да, ты трусиха, Паркер. – Обхватываю спинку дивана одной рукой и поворачиваюсь к девушке. – Ты всегда была слишком труслива, чтобы спросить об этом меня.

Я только что задел ее за живое, раскрыв неудобную правду. Мэдс всегда росла уверенной в себе девушкой – во всем, что не касалось меня. Словно я ее гребаное слабое место.

Карл заходит в комнату, оставляет подушки и плед на лавочке, желает нам хороших снов, уходит, словно чувствует напряжение, повисшее между мной и Мэдс.

– Меня не ин-те-ре-со-ва-ло, – по слогам проговаривает она, как мантру, заученную назубок.

– Ложь.

– Нет.

– Тогда почему тебя так задело, что я пошел на вечеринку с Бетани?

– Меня не задело, Себастьян! – Она приближает ко мне лицо, направляя указательный палец мне в грудь. – Мне было грустно, что столько лет я потратила на такого человека, как ты.

– Такого, как я? – Обхватываю ее руку и притягиваю девушку к себе так, что наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. – Какого же, Мэдс?

– Эгоистичного козла.

– И все же ты любишь меня.

Она приоткрывает рот, собираясь возразить, но останавливается, когда ощущает, как мои пальцы скользят по ее шее, вычерчивая круги. Мэдс сглатывает, не произнося ни слова.

– Интересно, что только на «эгоистичного козла» ты так реагируешь. – Я улыбаюсь, замечая реакцию ее тела. – Возможно, это и есть твой типаж?

Я прикасаюсь губами к шее Мэдс, оставляя на ней легкий поцелуй. Девушка тихо стонет, вызывая у меня победную ухмылку.

– Или я ошибаюсь? Скажи мне прекратить, и я это сделаю.

– Во что ты играешь, Себастьян?

В этом и заключается главная ошибка Мэдисон Паркер. Я ненавижу игры вне ледовой арены. Меня они попросту не интересуют. Она ищет во мне подвох, не подозревая, насколько я открыт перед ней.

– Я не играю. Я делаю что хочу.

И что-то в ней ломается. На ее лице появляется заметное разочарование, и она отстраняется.

– Точно. Типичный Себастьян Кофилд.

– Да, Мэдс, и не делай вид, что удивлена. Я всегда был таким. Только смысл в том, что наши желания совпадают.

– Совпадают? Боже, Себастьян, я знала тебя, да! Но, наверное, я всегда пропускала мимо ушей, насколько жестоким ты умеешь быть, когда действительно этого хочешь.

Я с полным непониманием смотрю на нее.

– Да что не так на этот раз?

– Господи, и ты делаешь вид, что не понимаешь! – восклицает Мэдс, но сразу тушуется, оглядываясь на дверь в спальню Карла. – Или правда не осознаешь?

– Что я должен понять? – Во мне закипает кровь, и я встаю с дивана. – Я приехал сюда, чтобы вернуть тебя, Мэдс. Не как подругу. Я, черт возьми, облажался, когда забыл о сексе! А потом подумал, что мне одному нужно нечто большее, чем ярлык «друзья детства», натворил херни, когда согласился пойти с Бетани на вечеринку, но сразу свалил с нее! Потому что эта девушка не та, с кем я хотел быть там!

– Не играй со мной, – шипит она, толкая меня в грудь. – Лучше снова возвращайся в свою ублюдочную стадию, но не смей говорить обо мне так, словно что-то чувствуешь! Я. Не. Твоя. Игрушка.

Я притягиваю ее за запястье к себе, так близко, что мы оба чувствуем жар тел друг друга.

– Ты слепая? Или тебе нравится верить в обратное?

– Закрой свой рот, Себастьян! Не смей говорить мне подобное! Я была тем человеком, который любил тебя с детства!

Она признается мне в любви впервые. Но с болью и злостью. Не открываясь, а обвиняя меня в собственных чувствах, словно я должен был отрезать их на корню, а не взращивать.

– О, ну хорошо, Мэдс, что мы в этой лодке вдвоем!

Мэдс замирает и закрывает глаза.

– Не смей!

– Не сметь что, хм? Не сметь говорить, что я не вижу в тебе подругу, что хочу быть с тобой? Ты трусиха, Паркер. Возможно, тебе просто комфортно в скорлупе и нежелании верить в мои чувства!

– Ты! – Она взрывается, снова и снова продолжая толкать меня в грудь, пока не оказывается зажата в захвате. – Да как ты смеешь! Я написала тебе признание, которое ты нагло проигнорировал и пошел с другой девчонкой на вечеринку! А сейчас заявляешь, что это я трусиха, потому что я тебе не верю? Насколько же ты лицемерный…

Я мгновенно отпускаю ее и делаю шаг назад, смотря на нее как на привидение.

– Какая записка?

– О, началось…

– Какая записка, Мэдс? – Я повышаю голос.

– Это какой-то способ поглумиться, Себастьян? – рявкает она. – Мне что, снова повторить то, что я тебе написала?

– Я ничего, черт возьми, не получал! О какой записке идет речь?