— Ладно, — Сима села в кровати, укутавшись в простыню. — Просто мне с самого детства снился сон… Ворота такие огромные, что их верхнего края не видно, и я знаю, что они такие древние — просто вообразить трудно. А за ними туман, ничего не разглядеть, но я очень хотела, всегда во сне я прижималась к воротам и сквозь прутья пыталась рассмотреть… ну, что там. Я всегда попадала туда, как только вспоминала о них — в любом сне под ногами возникала дорожка, и я шла по ней до самых ворот, а там… Там тишина, и… Но они всегда были заперты, а когда умер Сэмми, то оказался вместе со мной на той дорожке и побежал вперед, к воротам, он-то не знал, что они заперты, и просто толкнул их головой, как часто двери толкал. Они открылись, и он проскользнул туда, и я за ним, и тумана нет. А следующий сон — я уже на огромном поле, цветет лаванда, и запах такой… И свет откуда-то, но не солнце. Теплый такой свет, невероятно яркий, но глазам не больно. И Сэмми бежит впереди, и его спинка так и мелькает в цветах. А потом — ну, в следующий раз — я попала к озеру, там цветы были, и рыбки такие, как аквариумные, только в озере, и большая скамейка из белого камня. И мы просто сидели там вдвоем. Это было так… не знаю даже… тепло, спокойно, словно я дома, в безопасности, и все плохое позади.

— Я понял. Сима, это сны.

— Да. — Сима вздохнула. — Просто в ту ночь, когда случился пожар, на нашей скамейке сидел Армарос.

— Кто?!

— Армарос. — Сима смотрит на Милоша безмятежными глазами. — Это… Я не знаю, кто он. Может, ангел. Да не важно. Просто он сказал, что позволит нам с Сэмми там остаться. А там — целый мир! Огромный, я ведь только лавандовое поле видела и озеро с цветами, но там есть еще много чего, я знаю! Там леса, растущие светло и прекрасно, огромные деревья уходят вверх так, что кроны едва видны, там долины и поля из цветов. Да кто знает, что там есть еще, но главное — там Армарос, и у него есть ответы на вопросы, понимаешь? Я там в безопасности, я там, где должна быть, и что мне здесь, зачем я здесь?

— Ну, ты бы спросила этого… Армароса.

— Когда я там, я не думаю о том, что здесь. А когда здесь, то уже не помню, о чем мы с ним говорили — ну, почти не помню. Но я помню ощущение… Нет, не могу объяснить.

— Попытайся, слова — это наш самый первый выбор.

Сима заинтересованно посмотрела на Милоша:

— Ты знаешь о словах и о выборе?

— Это базовый принцип любого общения — выбор слов. Потому что с каждым собеседником мы выбираем свои слова, с чужим человеком ты произносишь одни слова, со своим, близким, — другие, и каждое наше слово — это выбор, им можно ранить и исцелить, и построить целый мир, сделав его и себя в нем бессмертными. Но для этого нужно быть здесь и делать этот выбор, потому что легче всего остаться там, где выбор делать уже не надо, и как только ты перестаешь делать выбор, ты перестаешь меняться, застываешь, как муха в янтаре, и мир застывает вокруг тебя и тоже не меняется. И приходит скука, и вопросы, которые тебя так интересуют, исчезают — тебе незачем спрашивать, потому что незачем знать, от твоего знания ничто не изменится, и следующий день будет таким же, как накануне, и так по кругу. Ну, по крайней мере, я так это вижу.

Сима задумалась. В словах Милоша был здравый смысл, и Сима с этой точки зрения вопрос не рассматривала. Впрочем, все ее путешествия могут быть просто снами.

— Я подумаю над этим.

— Подумай. — Милош не отпускает ее ладонь. — Подумай о том, что есть этот мир, в котором так много вещей, которых ты не видела и не знаешь. И этот мир существует вокруг тебя, и не важно, что в детстве тебя предавали и обижали, это уже прошло, отпусти. Принести тебе поесть?

— Ага, шоколадного печенья и чаю. — Сима провела рукой по волосам. — Не хочу, чтоб меня видели такой.

— Открою тебе страшную тайну: мы все тебя любим и будем любить, даже если ты решишь обрить голову и податься в Шао-Линь. — Милош отпустил ладонь Симы и поднялся. — Наш дом скоро отстроят заново, и мы вернемся обратно. Правда, я там жить больше не хочу. Просто поверить не могу, что никто из соседей не подошел и не спросил: граждане, может, вам помощь нужна? Ни один! Просто потому, что мы цыгане. Родители не думают об этом, а я вот залип. Не могу не думать. И жить рядом с таким людьми не хочу.

— А где ты будешь жить?

— У меня есть квартира. — Милош скорчил смешную рожицу. — Холостяцкая берлога, но есть, и я подумываю переехать туда.

Сима вдруг почувствовала смутное беспокойство. Она поймала себя на мысли, что совсем не хочет, чтобы Милош куда-то переезжал. Она привыкла, что он есть, с ним можно поболтать и он всегда правильно поймет и даже посоветует. Потому что Циноти еще маленькая, Таня постоянно занята, бабушку Тули беспокоить по пустякам стыдно, а к Сакинде Сима обратиться не может — сама не знает почему.

В комнату вошла Шанта.

— Сима, там к тебе адвокат пришел. — Она вкатила в комнату Симы столик. — Я вам сюда чаю подам с печеньем.

Сима почти забыла о Ершове, а между тем — вот он, в своем безупречном костюме, наглаженный и пахнущий хорошим одеколоном. Из-под его руки выскочила девчушка и запустила обе пятерни в вазочку с печеньем.

— Зора! — Шанта схватила дочь и попыталась отнять добычу. — Стыдно как!

— Ничего. — Ершов улыбнулся. — Дети есть дети. У меня самого их семь.

— Семь?! — Шанта засмеялась. — Целых семь! Среди ваших это бывает редко.

— Четверо моей жены, двое моих от первой жены и общий сын. И живем все вместе, только двое старших учатся в университете, но на выходные приезжают — кутерьма страшная. — Ершов сел в кресло. — Сима, ты выглядишь неважно. Спасибо, Шанта, мы себе чаю сами нальем.

Шанта подхватила дочь и вышла, оставив Симу наедине с адвокатом.

— Я пришел рассказать тебе, что нашли убийцу старухи. — Ершов разлил чай по чашкам и протянул одну Симе. — Или тебя это уже не интересует?

— Интересует, отчего же.

— Ну, тогда ты удивишься. — Ершов потянулся за печеньем. — Отличное печенье, люблю домашнюю выпечку. Ты знаешь ту тетку, что шла тогда с авоськами?

— Как зовут, не знаю, но живет на пятом… или на четвертом этаже, точнее не скажу.

— На пятом. — Ершов отхлебнул чай и посмотрел на Симу. — У них с мужем два пацана, старшему семнадцать, младшему скоро двенадцать.

— И что?

— Младший убил старуху, а мамаша помогла ему перетащить труп к тебе под дверь. — Ершов наблюдает за Симой и не понимает, отчего она так спокойна. — А потом пошел в полицию, чтобы сказать, что видел, как ты убила старуху, но не нашел майора Реутова и зашел в кабинет капитана Семенова. И увидел там бумаги, которые старуха прятала в доме, она много раз говорила ему, что в этих бумагах…

— Не понимаю.

— Она много лет следила за соседями и все записывала. — Ершов покачал головой. — Ну, шиза такая была у бабки. Из всех соседей она впускала к себе только мальчишку, он приносил ей продукты из магазина, его родители полностью содержали старуху. Вот и тогда он принес продукты, старуха пила чай, и он чем-то ее отвлек и влил ей в чай барбитурат, украденный дома у одноклассника. Потом закрутил вокруг ее шеи проволоку и ждал, пока она умрет.