отцу пришлось отвечать жестокостью на жестокость и множить смерти.

– Хочешь стать таким же, как он? – надавила мать. – А потом кончить, как он, всеми покинутый?

– Неужели убить безвинного и прикрыть грешки этих продажных чиновников пойдет на пользу Великой Цин? – насмешливо спросил император. – Боюсь, в следующий раз они зайдут еще дальше и изъедят всю империю до дыр, словно черви.

Вдовствующая императрица умышленно перевела тему на личность чиновника, который должен был стать жертвой, искупающей грехи ее родных.

– Я уже говорила: он не безвинен, он бесталанен! – со значением произнесла она. – Люди верят лишь в то, что могут увидеть, услышать и понять! Они уверены, что он взяточник, ты казнишь его для них, что может быть проще?

Хунли сказал с болью в голосе:

– Матушка, у императрицы больше нет никого из родных, кроме него!

– Будь он посторонним, его жизнь еще можно было бы пощадить, но так как он ближайший родственник императрицы, без казни не обойтись: так люди Поднебесной уверятся, что в Великой Цин перед законом все равны и что император беспристрастен в своих решениях!

Кулаки Хунли сжались и снова разжались, после чего он резко поднялся.

– Я обдумаю твои слова.

Он не желал ссориться с матерью, но и слушать эти спокойные рассуждения ему не хотелось, оставалось только удалиться.

– Ваше величество! – крикнула мать ему вслед. – На границах сейчас то и дело происходят военные стычки, по всей стране одно стихийное бедствие сменяет другое. Если казнить Наэрбу, то все скажут, что вы действовали смело и решительно. Если же наказать множество виновных на разных уровнях, то чиновники и сородичи будут винить вас в жестокости, а простой народ усомнится в правлении Цин. Что ты выберешь?

Хунли помедлил и двинулся дальше.

Его уговаривала не только мать.

Докладные записки, где подробно описывалась вина чиновника, сыпались в павильон Янсинь, словно снег.

Появилось даже коллективное письмо – длинный свиток, густо усеянный именами.

– Это прошение от жителей восточного Чжэцзяна о казни зачинщика их бед, Наэрбу. – Император устало откинулся на спинку кресла и, потерев виски, спросил: – Хайланча, что бы ты сделал на моем месте?

Стражник долго мялся, пока император, потеряв терпение, не бросил хмуро:

– Говори же!

– Если бы я должен был разбираться с этим делом… – Хайланча помолчал и решительно произнес: – Я бы казнил Наэрбу.

Хунли думал, что хотя бы от него услышит другой ответ. Император открыл глаза и с изумлением уставился на Хайланчу.

– Почему?

Стражник смотрел на него с обычной преданностью и прямотой.

– Ваше величество, казнив одного, можно успокоить народный гнев. Казнив многих – только вызвать смуту. С настоящими виновниками можно потом свести счеты по одному. Но сейчас… без казни не обойтись!

Правитель погрузился в молчание. Отпустил стражника и обернулся к Ли Юю с вопросом:

– Посмотри снаружи. Императрица… все еще там?

Евнух вышел осмотреться и, вернувшись, осторожно доложил:

– Ваше величество, госпожа императрица все еще стоит на коленях… Она простояла там весь день.

Глава 152. Императрица и вдовствующая императрица

Императрица Сянь чувствовала себя беспомощной.

В ее руках была власть над жизнью и смертью обитательниц гарема, но она была не в силах спасти жизнь собственного отца. Ей казалось, что превыше ее только власть самого императора, но в нужный момент она не могла ничего сделать, кроме как встать на колени.

Она простояла без еды и воды целый день и целую ночь, и наконец дверь напротив распахнулась.

– Ваше величество, – Хунли медленно подошел к ней, – вы простояли на коленях всю ночь. Пытаетесь заставить меня выполнить ваше желание?

Фонарь в руках Ли Юя озарил лицо императрицы, от яркого света у нее заслезились глаза. Она подняла голову.

– Ваше величество, зерно в помощь пострадавшим разворовывали чиновники на разных уровнях, моему отцу ничего не осталось.

Хунли остолбенел.

– Знаете, как поступили в других благотворительных столовых? – настойчиво продолжала она. – Кто-то обобрал местных аристократов и торговцев, а кто-то набил хранилища кореньями и древесной корой и привел с собой тяжело вооруженных солдат, так что пострадавшие боялись и слово сказать. Мой батюшка глупее остальных. Он обошел всех местных богачей, но он не слишком хорош в угрозах и посулах, а потому мало что собрал. Тогда он распродал все имущество, которое вы ему пожаловали, – особняки и землю. Даже… дом, где жил он сам, последнее, что у него было.

Императрица была не из тех, кто готов легко смириться со своей участью.

Она знала, что одними лишь чувствами ей не тронуть сердце супруга, поэтому сделала все, чтобы добыть доказательства, что ее отец невиновен. Ради этого она разыскала Хунчжоу и велела ему собрать информацию.

Почему вдруг князь Хэ безропотно повиновался жене брата… об этом она пока не хотела думать.

– Когда начался бунт, отец не хотел привлекать солдат, потому что они могли ранить безоружных людей, а ведь те чуть его не убили! Жестокость бунтовщиков разозлила солдат, только из-за этого и появились жертвы. – Скорбный плач Сянь напоминал птичий крик. – Вы считаете его ни на что не способным? Но он всего лишь проявил жалость к другим!

Хунли вздохнул:

– Я знаю.

От этого ответа у нее похолодело на сердце.

Он знал…

Он все это знал, но не спешил отпускать отца.

Императрица поняла все в один миг. Император не отпускал ее отца не потому, что не верил ему, а потому, что не мог отпустить.

От этого ответа ее словно сковало морозом, в глазах потемнело, она едва удержалась на ногах, но ухватилась за последнюю соломинку:

– Я понимаю, что все не так просто, потому не прошу вас об оправдании. Молю лишь, примите во внимание его усердие… пощадите его жизнь!

Хунли смотрел на женщину перед собой – это была не самая любимая его супруга, но лучшая императрица. Она обладала теми достоинствами, которых не было у Вэй Инло, была почтительна и послушна, мудра и добродетельна, никогда не жаловалась и не придиралась, разумно и заботливо управляла гаремом.

Усердие должно вознаграждаться превыше любых подвигов. Он не мог отказать женщине, столько сделавшей для него и для гарема, а потому со вздохом протянул ей руку.

– Хорошо, я не буду его казнить, теперь поднимайся… Сянь! Позвать людей! Отправьте за лекарем!

От напряжения и радости императрица-преемница лишилась чувств.

Очнулась она уже в боковых покоях павильона Чэнцянь.

Чжэньэр подала ей лекарственный отвар. Сделав пару глотков, Сянь тут же спросила:

– Моего отца отпустили?