– Хайланча, входи.

Стражник быстро вошел, а за ним, скрежеща зубами, последовал и князь.

Докладная записка была длинной. Дочитав до середины, император разгневался:

– Ай да господин Наэрбу, все-то ему мало богатств – нацелился даже на зерно для пострадавших от бедствий!

Князь Хэ поспешно встрял:

– Ваше величество, господин Наэрбу всегда отличался добросовестностью и неподкупностью. Это пустая клевета! Дайте мне немного времени, и я все как следует расследую…

– Клевета? – прервал его правитель с холодной усмешкой. – А то, что из-за его каши, больше напоминающей пустую воду, среди пострадавших поднялся бунт, погибло сто восемьдесят пять человек и было ранено еще пятьсот, – это тоже клевета?!

Хунчжоу умолк.

Император хмыкнул, перевел взгляд на Хайланчу и приказал:

– Немедленно заключить Наэрбу под стражу, министерству наказаний провести строжайшее расследование!

– Слушаюсь.

= В павильоне Чэнцянь =

Императрица сидела у окна в той же позе, что и накануне, и за окном был такой же вечер, вот только… Вчерашние наколенники были готовы.

Принесенные служанкой вести камнем легли ей на сердце, так что ночью она никак не могла уснуть.

Поэтому поднялась с кровати и продолжила шить. Едва забрезжил рассвет, она послала за отцом, чтобы отдать ему наколенники.

Они были сделаны из лучших материалов, на них не было ни одного цветочного узора, только два иероглифа, означающих «благополучие».

Сянь не очень чтила отца: будь у него побольше способностей и стойкости, его жена не умерла бы так рано, а дочери не пришлось бы сражаться в гареме не на жизнь, а на смерть…

– Благополучия вполне достаточно, – пробормотала она себе под нос. – Благополучия вполне достаточно…

– Госпожа, – вбежала Чжэньэр, – плохо дело! Старый господин в тюрьме!

Наколенники с шумом упали на пол.

Глава 151. Выбор

Хунли отложил докладную записку и сказал сухо:

– Я теряю терпение.

Перед ним на полу, касаясь его лбом, распростерлась его царственная супруга.

– Ты утверждаешь, что твой отец обвинен несправедливо. – Он со вздохом подошел и поднял ее с пола. – Якобы пострадавшие от бедствия разгромили склад помощи и твой отец с девятью другими чиновниками ничего не смогли сделать: в поднявшейся суматохе многие погибли. Я отправил людей для тщательного расследования, и они обнаружили в хранилище недостачу зерна – там нашлись едва ли три десятых от выделенного изначально объема. Так скажи мне, кто несправедливо обидел твоего отца? Пострадавшие, ревизоры или, может… я?

Императрица подняла голову и сказала, глядя в глаза супругу:

– Ваше величество, больше двадцати лет мой отец служит вам, не желая ни чинов, ни богатств, ни связей – он лишь выполняет то, о чем просит ваше величество и что требуется для блага народа! Когда три года назад в Чжили прорвало плотину, он был там проездом, но остановился помочь местным чиновникам и простым людям. В самый опасный момент он отправился к плотине и таскал мешки с песком, чтобы заткнуть брешь. Скажите, разве такой человек мог украсть зерно у несчастных?

Император был ошеломлен.

– Ваше величество, – умоляла императрица Сянь, и слезы лились у нее по щекам, – прошу вас, дайте ему шанс, проверьте все еще раз, хорошо?

Люди не деревья, кто из нас не идет на поводу у собственных чувств?

– И ты согласился? – Вдовствующая императрица во дворце Шоукан занималась обрезкой растения в горшке.

Хунли сказал с горькой усмешкой:

– Я еще не закончил рассказ, а матушка уже обо всем догадалась.

– Да что тут угадывать? – рассмеялась вдовствующая госпожа добродушно. – Ты ведь и сам терпеть не можешь, когда в политику примешиваются чувства. Раз тебя вдруг тронули стенания императрицы, не значит ли это, что ты и сам в глубине души не уверен в виновности Наэрбу?

– Так и есть. Хунчжоу вместе с министерством наказаний провели расследование и подтвердили, что зерно было разворовано еще до того, как попало на склад. Как Наэрбу мог помочь пострадавшим, если у него ничего не было?

Золотые ножницы клацнули, срезая цветок.

– И что с того?

Хунли замер.

– Что ты хочешь сказать?

Небрежно отбросив в сторону срезанный цветок, мать-императрица медленно прошла к креслу, села и очень спокойно сказала:

– Честности у Наэрбу с излишком, а вот талантов куда меньше. Во всем восточном Чжэцзяне было учреждено сто двадцать шесть благотворительных столовых, но только у него случилась беда. Когда он обнаружил, что люди подняли бунт, он не остановил его, а позволил мятежу распространиться, так что количество раненых и погибших возмутило двор и народ. Что станет с династией Цин, если все будут столь же бездарны в работе, как он?

Она не могла бы выразиться яснее.

– Ты хочешь, чтобы я казнил его?

– А как мы можем унять народную ярость без этой казни?

В комнате курился сандал, на столе стояла фигурка Будды Майтрейи, на стене висело изображение милосердной Гуаньинь. Глядя на благостную улыбку на лице вдовствующей императрицы, Хунли ощутил холодок в области сердца.

– Ты ведь постоянно молишься Будде. Если кто-то из служанок или евнухов ошибется, всегда просишь не наказывать их зазря, – медленно произнес он. – А теперь предлагаешь мне казнить честного чиновника, жертву клеветы?

Вдовствующая императрица вздохнула, словно мать, которой приходится наставлять неразумного ребенка.

– Если ты не казнишь Наэрбу, тебе придется провести тщательное расследование и наказать куда больше людей, в том числе твоих собственных кузенов, дядек и тысячу других, кто оказывает помощь пострадавшим чиновникам. Зерно утекало из их рук капля за каплей, словно песок в часах, и его оставалось все меньше и меньше.

Дяди? Кузены?

Хунли наконец понял, что милосердие матери обращено только на ее собственных родных. Чего стоит жизнь ничтожного слуги, если ею можно пожертвовать ради членов императорской семьи, которые нажились на чужой беде?

– Матушка! – Хунли стиснул зубы. – Это ведь из-за них случилась беда, так что будет справедливо заставить их расплатиться!

– Люди, наживающиеся на чужой беде, действительно заслуживают смерти, – сменила тон вдовствующая императрица. – Но ты не сможешь так сразу с ними разделаться. Сородичи тесно связаны между собой: тронешь одного – не беда, заденешь двоих – начнутся сложности, троих – воцарится хаос. Вспомни правление твоего отца!

Хунли вспомнил, что предыдущему императору противостояли, объединившись, родные братья. Из-за этого воплотить в жизнь любой указ было очень сложно. Многие меры, направленные на улучшение жизни народа, превращались в безжалостные поборы, а простые люди винили в своих бедах императора.

В итоге