Упав на колени перед этим креслом, Макс зарыдал так, как никогда не плачут мужчины. Он рыдал, сдавливая ладонями щеки, по которым текли слезы. И от этого зрелища вдруг стало невыносимо страшно. Так страшно, как может быть от очень большого горя. Рыдая, Макс все повторял и повторял имя, но женщина-инвалид никак не реагировала на него. Ее изломанные губы перекосила ухмылка, а из углов безвольного рта на плед капала слюна. Это было обличие живого трупа, реальное обличие того, что намного страшнее, чем смерть.

— Илона… — голос мой дрожал, — это его Илона. Он ее искал. Он любил ее всю жизнь.

— Какая трагедия… — на лице настоятельницы отразились печаль и боль. — Она не видит его слез. Половина ее тела парализована. Позвоночник травмирован травмирован, она никогда больше не будет двигаться. Сознание, способное понимать и реагировать, отсутствует полностью. Можно сказать, она выжила из ума. Она уже никогда не будет прежней. Мне жаль вашего друга, но еще больше жаль вас.

— Почему меня?

— Потому что вы пришли из того мира, где она стала такой.

Я ничего не сказала. Мне нечего было сказать.

— Пойдемте со мной. Нам есть о чем поговорить.

— А Макс?

— Как вам кажется, он хочет сейчас с ней расстаться?

— Нет.

— Я хотела бы поговорить с вами наедине. Пойдемте. Я расскажу вам ее историю, сколько мне удалось узнать.

Мы долго шли через монастырский двор, где уже вовсю свирепствовала метель, и где не было даже признаков электрического освещения. Я вспомнила прежде прочитанное, что в монастырях очень рано ложатся спать и встают уже в четыре утра. Меня поражало, с какой легкостью настоятельница ориентировалась в этой темноте. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что ориентироваться легко, прожив здесь не один десяток лет.

Наконец-то мы подошли к двухэтажному кирпичному дому. Настоятельница отперла дверь своим ключом, оказавшись в просторном холле, мы свернули в коридор на первом этаже, в конце которого была большая современная комната, обставленная новой офисной мебелью и оргтехникой, служившая, видимо, кабинетом. Под потолком вспыхнуло точечное освещение. Настоятельница улыбнулась, видя мое недоумение.

— Мы не такие уж отшельницы и дикари. У нас есть самые современные средства связи, и мы поддерживаем контакт с разными странами мира. Наше место в лесу было выбрано как сознательное уединение, но это совершенно не значит, что мы полностью отделены от современной жизни.

Указала мне на уютный мягкий кожаный уголок в углу этого роскошного кабинета:

— Устраивайтесь поудобнее на диване или в кресле. Нам предстоит долгий разговор, возможно, на всю ночь, так что нет никакого смысла выделять вам отдельную комнату, ведь спать вам не придется.

— А Макс?

— О вашем друге позаботятся.

Я села в кресло, настоятельница устроилась на диване. Потушив верхний свет, она включила мягкую лампу. По стенам комнаты сразу поплыли загадочные рваные тени, и мне стало казаться, что я сижу в гостиной уютного загородного дома, спрятанного в глубоком лесу. Кроме всего прочего, настоятельница приготовила чай (в кабинете была и микроволновка, и электрочайник), подала к столу орехи и мед.

— Угощайтесь, пока я не начала свой рассказ, — настоятельница улыбнулась. Так она выглядела совсем человечной и какой-то более… живой, что ли. — Потому что у вас пропадет аппетит. Что касается меня, то я насмотрелась в этих стенах столько страшных жизненных историй, что у меня он давно пропал.

Я пригубила чай, попробовала мед… ничего не ела вкуснее в своей жизни!

— У нас своя пасека, — сказала настоятельница, — мы делаем большие запасы на зиму и готовим лечебные травяные настойки на меду. Я дам вам одну бутылочку с собой, она поможет в том, что важнее всего для вас — для укрепления нервов и духа, психического здоровья, равновесия и умения сохранять спокойствие, несмотря ни на что.

Уже не в первый раз ее слова загоняли меня в тупик. И в этот раз мне просто нечего было сказать. Я молчала. Впрочем, моего ответа никто и не требовал.

— Я знаю, зачем вы приехали, — голос настоятельницы стал серьезным. — Вы приехали потревожить осиное гнездо, настоящее змеиное логово богатых поддонков и извращенцев. Но вы пока не понимаете, что ценой этому станет ваша собственная жизнь.

Извращенцев? Я усмехнулась. Что знает об извращенцах эта женщина, живущая в лесной глуши? Но, как и все прочее, настоятельница прочитала то, о чем я подумала, прямо в моих глазах.

— Да, не удивляйтесь, монастырская жизнь в святости и покое учит разбираться получше вашей мирской суеты во всех видах и сортах извращений. А монастырское уединение и извращения всегда следовали рука об руку. В монастырях встречается много извращений: содомия, зоофилия, педофилия, не говоря уже о составляющей эротичности ритуальных бичеваний, когда, покрывая свою плоть ударами, многие последователи различных христианских учений впадают в самый настоящий эротический экстаз. К тому же к нам часто попадают люди, подверженные сонму всевозможных грехов. Чтобы спасти от них и отмолить их прощение, нужно знать хотя бы составляющие, классификацию зла. Нужно научиться разбираться в этих грехах. Я считаю так. Кстати, это мое личное убеждение. Но оно подкреплено глубокой жизненной практикой. Ортодоксальная позиция церкви никогда не разделит эту точку зрения. Вы, наверное, слышали, что нас считают колдуньями?

— Слышала. Говорят, вы настоящие лесные ведьмы.

— Это, конечно, преувеличение, но мы знаем много такого, о чем вы, люди, живущие в современном мире из стекла и бетона, не имеете никакого понятия. Мы умеем определить зло и разбираться в грехах. Девушка, ради которой вы приехали, пришла как раз из такого мира греха и проклятия.

— Мы пришли не ради нее. Мы и понятия не имели, что ее здесь найдем.

— Но вас же мучило какое-то предчувствие, вы ведь чувствовали, что должны идти именно сюда?

— Постоянно.

— Значит, цель вашей дороги — этот наш разговор. Он может вас убить, а может спасти. Теперь все зависит только от вас.

— Я не понимаю.

— Илона Комаровская попала в наш монастырь три года назад. Когда ее принесли буквально нам на порог, была точно такая же метель, как и сейчас — середина января. Помню полночь ледяной январской ночи, густую метель, яркий фонарь в руках привратницы, кровь, запекшуюся на губах Илоны, и снежинки, тающие на ее щеках. Мы уже отпраздновали Рождество. Был период рождественских святок, оттого наши сестры были более чувствительными, чем обычно, и более суеверными. Илону принесли к нам местные жители. Сказали, что на охоте, в лесу, произошел несчастный случай. Компания богачей охотилась в лесном хозяйстве поблизости, наняли проводника. Так они проводили праздники. Нужно сказать, что так здесь происходит постоянно. Охота в дикой природе — любимое удовольствие богатых людей, потому что и услуги проводника, и оружие, и передвижение по тайге стоят очень дорого, не говоря об аренде частного чартерного самолета, которым такие компании прилетают сюда.