Особой популярностью пользовались ожерелья из костей или перстни с человеческими зубами. После определенной секретной обработки и кости, и зубы сверкали, как драгоценные камни, и только их владельцы знали, что именно они носят на шее или руке.

Я забыла рассказать еще об одном любимом развлечении членов организации — охота на человека. Нанимали бомжа, не посвящая в детали, выпускали в лес и охотились, стреляя в человека из охотничьего ружья так, как стреляли бы в кабана. После того как жертву застрелили, человека разделывали и жарили на костре, а потом все ели человечину. У них в чести были и такие каннибальские ритуалы. Поэтому, когда вы сказали, что с Комаровского содрали кожу, я не удивилась, а подумала, что кто-то отомстил за такой ритуал.

— Но где они брали абажуры из человеческой кожи? — я чувствовала, как меня бьет страшная дрожь.

Лампы. Желтые пергаментные лампы в офисе Сафина. Лампы. Я прикасалась к ним, я удивлялась им. Лампы из пергамента, необыкновенно красиво пропускающие свет. Их было много в его офисе. Меня била жуткая дрожь, я чувствовала, что еще немного, и меня стошнит прямо здесь и сейчас, я буду блевать от этого кошмара до скончания века, пока не умру.

— Вам плохо? Выпейте воды! — прозвучал голос настоятельницы. Настоятельница была права: после ее рассказа я уже не могла смотреть на мед, орехи и чай.

— Спасибо, все в порядке, — я вцепилась ногтями в ладони, чтобы хоть как-то держать себя в руках, — переживу.

— Мне тоже было плохо, когда я услышала все это от Илоны. И плохо, когда я рассказываю вам сейчас.

Плохо? Она не видела лампы. Она не сидела под лампами в том офисе. В том доме… Где я… Где он… Острый и пряный запах какого-то лекарства ударил в голову, заполонил ноздри.

— Вот, выпейте, — в руках настоятельницы появился стакан с маслянистой жидкостью, — это травы на спирту, лечебная настойка. Вам станет лучше.

Не понимая, что со мной, что происходит, залпом проглотила лекарственную жидкость, которая оказалась не очень противной на вкус.

— Я не думала, что вы отличаетесь такой чувствительностью, — глаза настоятельницы смотрели на меня пристально, в упор, — хотя от моего рассказа кому угодно станет плохо.

— Дело не в этом, — я покачала головой, — просто я видела такую лампу… в одном доме. Прикасалась к ней руками. Меня поразила мягкость этого странного пергамента. И то, как струится сквозь нее свет. Это был какой-то уникальный свет. Не похожий вообще ни на что. Поэтому я и заинтересовалась лампой…

— Все правильно, — настоятельница стала очень печальной, — человеческая кожа является уникальным материалом. Это самая совершенная в мире органическая поверхность, не изученная до сих пор. Мягкая на ощупь, невероятно прочная и удивительно красивая на вид. Почему, как вы думаете, нацисты делали предметы из человеческой кожи? Не просто так из глупой средневековой жестокости. А потому что предметы, созданные из человеческой кожи, обладают совершенно уникальными особенностями. Они заставляют вещи звучать по-другому, придавая абсолютно невероятные свойства. Это звучит дико, страшно, но это так и есть. В доме Илоны были такие лампы. Она сама мне рассказывала об этом. Комаровский заставил купить. Поначалу ей было страшно — так она мне сказала. Даже плакала от страха по ночам, а потом привыкла. Человек ко всему привыкает.

— Но эти лампы… Они ведь не появились сами по себе? Где их взяли Илона и Комаровский? Где купили такое?

— Я задала Илоне тот же самый вопрос, и она мне кое-что рассказала. У Комаровского был близкий друг. Друг детства — так сказала Илона. Вы наверняка слышали это имя — Вирг Сафин, и хотя бы раз видели этого человека по телевизору. Вирг Сафин — известный всему миру фотохудожник, светская звезда и самый загадочный представитель современного бомонда. Я слышала, его уникальные снимки пользуются большим успехом во всем мире. Этот человек — загадочная личность сама по себе. Но мало кто знает, что параллельно с фотографированием Вирг Сафин занимается различного вида бизнесом. Так вот: вещи из человеческой кожи за огромные деньги поставляла одна из фирм Вирга Сафина. Он торгует такими вещами. Но где он берет кожу, Илона не знала. Именно в фирме Сафина Комаровский купил и лампы, и другие вещи. Они очень тесно общались, и Сафин постоянно бывал в их доме. Илона сказала, что он очень красивый, все женщины мечтали стать его любовницами. Но Илона его боялась. Она говорила, что каждый раз, когда этот человек появлялся в их доме, ее почему-то лихорадило. Думаю, ей было страшно, потому что она знала о нем правду, то, что Вирг Сафин разбогател на исполнении всех этих извращенных желаний. Эти кошмары приносили ему большие деньги. Согласитесь, в человеке, который торгует лампами с абажурами, сделанными из человеческой кожи, есть что-то не то.

— Я видела Вирга Сафина по телевизору, — мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы спокойно произнести эту фразу, — много о нем слышала и прекрасно знаю его работы. Когда-то я даже купила альбом его работ. Его фотографии поражают, это правда, но ничего страшного в нем нет. Вирг Сафин — гений.

— Если он гений, то, безусловно, гений тьмы. Я расскажу вам кое-что, — настоятельница вдруг приняла загадочный вид, который совершенно к ней не шел. — Однажды нам подарили одну из работ Вирга Сафина. Подарил богатый человек, которому мы помогли, оказали одну услугу. Он решил нас красиво отблагодарить. Это было фото зимнего леса. Лес был поддернут волшебной, совершенно необыкновенной дымкой, и казалось, что вся фотография — это уникальная декорация из хрусталя. Я никогда в жизни не видела ничего подобного и, наверное, уже не увижу. Сказать, что это было красиво, значит, ничего не сказать. Словом, мы все были потрясены. Сестры смотрели на эту фотографию и сразу же начинали креститься, завороженные ее неземной красотой.

Я решила повесить фотографию в комнате для светских встреч — своеобразном доме приемов. Эта комната находилась в конце здания, и стены ее соседствовали с одной из наших часовен. Мы выбрали наиболее красивое место и повесили фотографию там.

Но на следующее же утро пожилая монахиня, убиравшая ту часовню, после заутрени прибежала ко мне, ее лицо было искажено. Она попросила сходить вместе с ней в часовню и посмотреть на икону Богоматери. Монахиня была сильно напугана. Понимая, что случилось нечто плохое, мы отправились туда.

Когда вошли, я тщательно заперла дверь, так как не хотела, чтобы другие сестры зашли. Икона Богоматери Калужской, существовавшая здесь с самого первого дня возникновения монастыря, одна из самых старинных наших икон, выглядела очень необычным образом. Лицо Богоматери было покрыто темно-бурыми пятнами. Создавалось впечатление, что Богоматерь плачет кровью. Мне приходилось слышать о таких вещах, и каждый раз это означало, что произошло что-то очень страшное, или еще произойдет.

Я велела монахине стереть пятна и никому не говорить ни слова, а наблюдать за иконой, не спускать с нее глаз. На следующую же ночь пятна крови появились снова. Я обратила внимание, что стена, на которой висит икона, и стена, на которой висит фотография Вирга Сафина, соприкасаются. Мне стало понятно, что дело в фотографии, и я решила провести молебен над ней, освятить ее. Сама провела молебен, мне помогали несколько доверенных сестер, в том числе и та сестра, которая обнаружила на иконе кровь.