– Обещаю, Александр Борисович. Есть новости об Удоговой?

– Есть, и очень много. Даже не знаю, с чего начать.

– Давайте с главного, – нетерпеливо сказал я.

– С главного не получится.

– Тогда с второстепенного.

– Второстепенных новостей нет, все главные. – Турецкий резвился вовсю.

– Александр Борисович, не томите.

– Хорошо. – Голос Турецкого внезапно стал серьезным. – Но лучше при встрече. Подъезжай в прокуратуру.

– А по телефону нельзя? Хотя бы схематично?

– Юра, – назидательно сказал Турецкий, – я тебя уже предупреждал – будь осторожнее. И имей в виду – времени у меня мало. Жду в своем кабинете.

И он повесил трубку.

Мне не терпелось узнать, что же удалось выяснить Турецкому, и я, не мешкая, бросился к двери. Но телефон зазвонил вновь.

Это был Лазарук.

– Ну как? – спросил он, наскоро поздоровавшись.

Я совсем забыл о нем!

– Все в порядке, – туманно ответил я.

– Как в суде?

– Хорошо, – соврал я, хотя там даже не появился.

– И когда процесс?

– Ну-у, через пару месяцев. Я вас извещу дополнительно.

– Хорошо! Мы этому мерзавцу руки пообломаем…

В течение нескольких минут мне пришлось выслушивать очередной поток проклятий в адрес Пенкина.

– …И тогда не только он, но и все журналюги поймут, что оскорблять депута…

– Игорь Сергеевич, – прервал я этот поток, – извините, но у меня срочные дела. Давайте созвонимся на следующей неделе.

Лазарук нехотя распрощался.

Я быстро шмыгнул за дверь, чтобы никто больше меня не задержал, вышел во двор и кинулся к своему железному коню.

Машины не было.

Честно говоря, иногда, подходя к своему авто, я тайком надеялся, что угонщики, коих, если верить слухам, расплодилось во множестве, наконец-то сжалятся и уведут моего старичка. Тогда бы я с чистой совестью начал копить на новый автомобиль, за который мне не пришлось бы краснеть перед знакомыми. Но все мои надежды были напрасны – даже самый нищий угонщик никогда не позарился бы на мой драндулет. И вот, когда мне нужно срочно ехать к Турецкому, всего за полчаса, пока я находился дома, машину увели!

Хорошо еще, что я не имею привычки оставлять в ней мало-мальски ценные вещи.

От души посочувствовав вору, которому теперь предстоит мучиться с моей машиной, я бросился на улицу, чтобы поймать такси.

В кабинет Турецкого я вошел примерно через час после того, как вышел из дома.

– Привет, – привстал Турецкий из-за своего, как всегда, заваленного бумагами стола, – чего такой хмурый?

– Я не хмурый. Я, наоборот, радостный.

– Что так?

– Машину угнали.

Турецкий расхохотался:

– В таком случае, ворам придется повозиться, пока они найдут пункт приема металлолома. И кто на такое позарился?

– Ну, не такой уж это был металлолом, – во мне взыграла гордость автомобилиста, – бегал старичок исправно.

– Ну, хорошо, хорошо, не обижайся, – примирительно сказал Турецкий, – когда угнали-то?

– Представляете, буквально за полчаса, пока я дома находился. С вами поговорил, потом с Лазаруком, спустился – и на тебе. Машины нет. И как только они умудрились так быстро ее завести – аккумулятор давно пора менять…

Турецкий опять засмеялся:

– Это прелестно! Ты удивляешься не тому, что ее открыли, а тому, что вообще завели!

– А чего тут удивляться? Главное – это ее завести, а открыть – раз плюнуть. Ее любой ребенок гвоздем бы открыл. Я лично один раз стамеской дверцу отжал.

– Понятно. В тебе погиб автомобильный угонщик. Советую подумать над этим – может, еще и третью профессию освоишь.

Ну, не может он мне простить, что я ушел в адвокаты!

– Хорошо, – тон Турецкого стал серьезным и задумчивым, – на самом деле, может это и не такая случайность…

– Вы имеете в виду угон?

Он кивнул:

– Конечно, может быть, это у меня излишняя подозрительность… А может, и нет. Во всяком случае, я тебе, Юра, советую обратить на это внимание.

– Да уж обращу, – весело ответил я, – теперь придется на метро ездить.

Но эти слова Турецкого я запомнил – он редко давал неправильные советы и редко ошибался…

– Ну ладно, теперь по поводу твоей приятельницы. Ты небось теперь каждый день в Бутырку шляешься?

Турецкий озорно подмигнул. Нет, все-таки он неисправим.

– Что там? – спросил я, пропуская мимо ушей его шутку.

Он достал из ящика стола лист бумаги:

– Та-ак. Теперь слушай и крепко держись за стул. Итак, Вера Кисина, добрачная фамилия Мажидова, родилась в Нальчике, в 1965 году. Ее мать, Алла Мажидова, через три года после рождения дочери развелась с мужем и вскоре снова вышла замуж. Веру она отправила к бабке, где она и воспитывалась. А теперь, Юра, угадай с трех раз, какая фамилия была у нового мужа Аллы Мажидовой?

Турецкий хитро посмотрел на меня.

– Неужели… – сказал я тихо, боясь спугнуть эту неожиданную удачу. Хотя чего бояться – вон вся информация у Турецкого на бумаге напечатана, так сказать, оперативная справка, – неужели Удогов?

– Потрясающая сообразительность, – усмехнулся Турецкий, – да, его фамилия была Удогов. А через полтора года после замужества Алла Мажидова, то есть теперь Удогова, родила дочку. Ну, как ее назвали, ты, я думаю, никогда в жизни не догадаешься.

– Неужели Зоя?

Турецкий восхищенно поцокал языком:

– Ну все, буду тебя рекомендовать Меркулову на мое место. Логика почище, чем у Шерлока Холмса… Да. Зоя Удогова и Вера Кисина родные сестры. Только от разных отцов.

– Значит, Зоя Удогова пытается увильнуть от наказания за хулиганство, свалив все на свою сестру? Так выходит.

Турецкий вздохнул и покачал головой.

– Ты знаешь, Юра, я все-таки повременю с рекомендациями. Рано тебе еще. Судя по всему, та женщина, которая сидит в Бутырке, детально знакома во всех подробностях с жизнью Веры Кисиной. Правильно?

– Да, она сама мне все рассказывала.

– И ни словом не упоминала о сестре.

– Нет.

– Так вот, если бы она действительно хотела выдать себя за сестру, она бы как минимум позаботилась и о том, чтобы выдать сестру за себя. Иначе это просто глупость. Согласен?

– Согласен. Но если не она хочет выдать себя за сестру, то, значит, наоборот, сестра хочет выдать ее за себя?