силу и инженерные знания, помогал ему там, где требовалась грубая мощь или нестандартный подход — сгибал толстые прутья тисками и валками, вытягивал сложные заготовки, следил за температурой в горне, подсказывал, как лучше обработать тот или иной сплав, остатки которого мы выудили из привезенного хламниками лома.

Да, нам удалось притащить его не так много, как бы хотелось, но удалось. Жаль, правда, что солнечная панель разбилась, когда мне пришлось толкнуть стену. Очень ценный был компонент, ничего не скажешь.

Выковывая очередную дверную петлю сложной формы, я не мог не отметить про себя, насколько сильно изменилось мое собственное тело за эти месяцы. Прошла слабость, оставшаяся после криосна. Мышцы окрепли от постоянной физической нагрузки, налились силой.

Но главное — исчез тот давящий страх, который преследовал меня с момента пробуждения. Страх перед неминуемой деградацией мозга, перед превращением в безвольный овощ. Голос внутри меня, сама Руна, подтвердил — слияние решило эту проблему.

Теперь была другая — как совладать с той силой, что пробудилась во мне? Но это была проблема иного порядка, проблема роста, а не угасания. И это вселяло надежду.

А еще была магия. Тот первый урок у реки… Воспоминание о нем вызывало смесь восторга и легкого головокружения. Мне удалось. Мало того, удалось с первого раза! Пусть шарик воды был кривым, кособоким и тут же лопнул, но я смог! Я смог воздействовать на энергию мира своей волей!

Внутренняя логика инженера подсказывала, что это не рядовое событие. Не мог новичок, только-только ощутивший поток, так легко манипулировать стихией. Значит ли это, что моя внутренняя руна, моя прямая связь с магией, дает мне преимущество?

Или это была лишь случайность, удачное стечение обстоятельств? Вопросы, на которые пока не было ответа. Но сам факт того, что магия мне поддается, пусть тяжело, пусть с риском «перегрева», о котором предупреждал Скворцов, — подстегивал заниматься этим еще больше.

— Я рад, что ты вернулся, Саш, — вдруг спокойно сказал Михалыч, не прекращая отбивать молотком раскаленную деталь на наковальне. Звон металла на мгновение стал чуть тише. — Даже не представляешь, как я переживал, когда вы ушли. Места себе не находил.

Я усмехнулся уголками губ, придавая заготовке нужную форму клещами.

— Думаю, Андрей Михайлович, что я волновался не меньше твоего. Особенно когда пришлось бежать, сломя голову, от того, не знаю даже как назвать… стада обезумевших тварей.

— Вполне возможно, — согласился кузнец, ловко переворачивая деталь щипцами. — Но хорошо то, что хорошо кончается. Все живы, племяшка царская спасена, да еще и Ванькиных ребят вытащили. Чудеса, да и только.

— А что не хорошо, то еще не кончилось, — пошутил я дурацкой, пришедшей на ум, фразой.

Какое-то время кузнец молчал, сосредоточенно работая молотом. Затем крякнул, явно оценив мою попытку съязвить.

— Палец в рот тебе не клади, э? Все остришь.

— Мог бы уже привыкнуть, Андрей Михайлович, — сказал я с улыбкой. — Ну, кажется, закончили на сегодня.

Я оглядел внушительную гору готовых деталей, аккуратно сложенных у стены: тяжелые кованые петли для ворот, блестящие подковы всех размеров, скобы для скрепления бревен, острые лемеха для плугов, новенькие ободья для тележных колес, целая россыпь гвоздей разной длины… Да, партия получилась знатная. Город будет доволен. И казна наша немного пополнится, что сейчас было весьма кстати.

— Кажется, да, — ответил Михалыч, устало. Он нанес последний, выравнивающий удар по ободу, после чего подхватил его щипцами и опустил в кадку с водой. Раздалось громкое шипение, и вверх взметнулся клуб пара, на мгновение скрыв фигуру кузнеца.

— Барин! Барин! — послышался снаружи взволнованный голос Василя. — Мэтр Скворцов просил вас позвать! Сказал, что это важно!

— Иду! — крикнул я в ответ. Сложив свой молот и клещи на верстак, я направился к выходу. — Не задерживайся тут, бать, — бросил я Михалычу через плечо. — Тебе уже отдыхать пора. Хватит на сегодня подвигов.

— Не учи курицу, яйцо! — прокряхтел старик из облака пара, но я услышал, как он следом опустил свой молот на место. Я усмехнулся. А то знаю его, старого упрямца. Упашется до того, что потом все суставы скрипят, как несмазанная телега, а все равно будет твердить, что полон сил.

Я вышел из душной кузницы во двор. Солнце уже клонилось к вечеру, но было еще достаточно светло. Скворцов ждал меня у входа в господский дом. Вид у него был как всегда невозмутимый, но в глазах читалось нетерпение.

— Вы звали, мэтр? — спросил я, подойдя.

— Да, барон, — кивнул он. — Я принес то, о чем говорил тебе позавчера у реки. Свои… наработки. Думаю, тебе будет интересно взглянуть. Предлагаю пройти внутрь, в твой кабинет, если не возражаешь. Там будет спокойнее, да и чертежи удобнее разложить на столе.

— Разумеется, — кивнул я, принимая приглашение мага. Любопытство пересиливало усталость. Наработки уровня Да Винчи, связанные с магией? Это звучало слишком интригующе, чтобы откладывать.

Мы вошли в господский дом. Даже за то короткое время, что я провел у реки, а затем в кузнице, здесь ощущались перемены. Воздух стал чище, исчез тот затхлый запах запустения, который так удручал в первые дни. Полы были вымыты, стены, где это было возможно, очищены от вековой грязи. Люди работали, обживали это место, и оно отвечало им взаимностью, медленно стряхивая с себя сонное оцепенение руин.

Скворцов уверенно вел меня по коридору первого этажа, мимо комнат, занятых теперь хламниками и моими крестьянами, к той, которую я выбрал себе под рабочий кабинет и спальню. До недавнего времени она мало чем отличалась от остальных — такой же склад мусора и обломков. Но теперь…

Я толкнул дверь и замер на пороге. Комната была преображена. Не роскошно, нет, но доведена до состояния аскетичной функциональности. Стены выбелены, пол вычищен и даже, кажется, натерт чем-то до матового блеска.

Старый стол, который я присмотрел ранее, был отремонтирован — его ножки больше не подкашивались, а столешница была гладко отшлифована. Рядом стоял единственный крепкий стул. Но что бросалось в глаза — это книжные полки вдоль одной из стен. Пустые. Их тоже очистили от пыли, укрепили, но зияющая пустота на них была красноречивее любых слов. Пока что мой кабинет напоминал келью ученого-затворника, лишенного своего главного сокровища — книг.

— Собираетесь добывать книги, барон? — спросил Скворцов, входя следом и оглядывая скромное убранство. В его голосе не было насмешки, скорее — констатация