животного — не считалось доказанным наверняка, покуда какой-нибудь европеец не увидит его и не назовет по-своему. Река, к которой знаменитый шотландец собирался отправиться из этого дома, уже имела очень древнее название, но ее истоки еще не были удостоверены европейцем[75]. Во время прилива, когда над сверкающей на солнце водой тянуло свежим ветерком, я представлял себе, как этот путешественник сидит у окна, поглядывая на маленькую голубую мечеть напротив или устремив взор дальше, туда, где речушка впадает в море, и грезит о своей родине и спасении. Мне трудно было вообразить его думы в те часы, когда комната наполнялась смрадом, — возможно, он размышлял о том, что недостоин жребия, который сам для себя избрал. Такой смрад вполне мог порождать подобные мысли.

Наверное, наша контора походила на многие другие правительственные учреждения той поры: ее персонал состоял из вчерашних школьников, мало на что способных, зато почтительных и робеющих перед властью. Власти опасались все, потому что недавно мы видели, как она может быть сурова, особенно по отношению к тем, кого подозревает в склонности к непокорству. Власть же упивалась страхом, который она внушала, и обращала его себе на пользу. Она творила свои отвратительные дела так, словно никто не замечал, что происходит, и не мог запомнить, кто их совершает и почему.

Моя группа в Водном управлении отвечала за снабжение города. У нас было меньше хлопот, чем у наших коллег, отвечавших за сельскую местность, где правительство рыло колодцы и прокладывало трубы к деревням, жители которых раньше не знали водопровода. Эти наши коллеги понемногу занимались своим праведным делом, тогда как городское водоснабжение часто вовсе не работало — либо потому, что отключали электричество, а вместе с ним и насосы, либо насосы были сломаны и ждали починки, либо случалась еще какая-нибудь неприятность, которую, в отличие от двух первых, нельзя было даже предвидеть. Иногда сломанные насосы удавалось наладить лишь через несколько дней, после того как нужную деталь наконец доставляли с Большой земли или откуда-то совсем издалека. И люди волей-неволей приспосабливались: делали запасы, копали колодцы, обходились без воды.

Система водоснабжения была старая, по большей части построенная султаном Баргашем в восьмидесятые годы девятнадцатого века, на закате оманского правления, когда британцы нетерпеливо переминались с ноги на ногу чуть поодаль от трона, дожидаясь удобного момента, чтобы перехватить власть в нашем маленьком уголке мира. Прежде чем стать султаном, Баргаш провел пару лет в Бомбее. Он был сослан туда все теми же британцами за попытку свергнуть с престола своего старшего брата Маджида — оманские принцы прибегали к этому способу возвыситься при первой возможности. Говорят, что их отец стал султаном в пятнадцатилетнем возрасте, прикончив собственными руками своего двоюродного брата: отточенная джамбия[76] в грудь во время пира и погоня по окрестностям, пока брат, этот проклятый ваххабитский узурпатор, не пал мертвым от ран.

Британцы не имели формального права вмешиваться в эти междоусобные распри — они еще не прибрали нашу маленькую территорию к рукам ради ее же блага, — но тем не менее вмешались, поскольку считали, что все в мире должно происходить согласно их желаниям, даже если это просто капризы. Изгнать одного, заменить другого, повесить недовольных, а то и разбомбить целый город — почему бы и нет? Ведь только так и можно показать, кто здесь главный и у кого власть, а кто обязан послушно выполнять то, что ему велено. После всегда найдутся историки, которые обоснуют вескими политическими причинами любое мелочное вмешательство и сумеют убедительно оправдать всякое проявление алчности и жестокости. Александр Македонский плакал оттого, что дошел до края мира и ему нечего больше покорять, но он не знал, как на самом деле велик этот мир и сколько в нем еще таких мест, где требуется навести порядок самыми суровыми методами. Он не догадывался, что за горами, пустынями и океанами спрятано еще много лакомых кусочков и уж тем более что существует целый Новый Свет — грабь не хочу.

В Бомбее Баргаш открыл для себя многое, в том числе и чудо водопровода. Вскоре его брат Маджид очень кстати умер молодым, Баргаш вернулся султаном и среди прочих благодеяний, которыми он осыпал своих подданных и себя, принялся за строительство дворцов, садов и хамамов. Он оснастил свой городок водопроводом и сливными туалетами тогда, когда о такой роскоши еще не слыхивали в большинстве крупных европейских городов, хотя ею, наверное, уже могли похвастаться Сан-Франциско, Сент-Луис и Нью-Йорк, поскольку американцы всегда стремились продемонстрировать, какие они передовые. Примерно в ту пору американцы планировали сооружение Панамского канала с его искусственным озером и шестью гигантскими шлюзами, чтобы опускать и поднимать суда при переходе из одного океана в другой, так что сливной туалет был для них детской игрушкой. Но султан Баргаш властвовал лишь над несколькими маленькими островами — в его случае даже само слово «властелин» звучало как лесть, — и оборудовать свой городишко системой водоснабжения было для него непростой задачей. Он справился с ней, однако с тех пор минуло больше сотни лет, весь мир стал старше и изменился, а наш маленький городок заметно вырос. В некоторых из подземных бетонных труб в Старом городе появились трещины, так что часть воды терялась, и, даже когда насосы работали, в системе не удавалось поддерживать необходимое давление. Денег на ремонт не было, а те, что были, оказывались нужнее для чего-то другого, да и вообще в нашей жизни и наших головах столько всего шло не так, как надо, что задумываться об этом значило только зря портить себе настроение.

Так что, как и все мои сограждане, я делал что мог и старался не замечать остальных бед, которые нас преследовали. По ночам в Старом городе рушились дома, обветшавшие без хозяев. Дождевая вода просачивалась сквозь облупленную штукатурку в кладку, и, какими бы толстыми ни были стены, рано или поздно они трескались — крак! — и дом падал. Что мы могли тут поделать? Я был одним из владельцев рыночной палатки — свою маленькую долю я купил на деньги, присланные отцом из Дубая, — и временами зарабатывал на ней больше, чем в конторе. Другие — все, кто имел возможность, — тоже так делали или находили себе какой-нибудь приработок в дополнение к своему скудному жалованью, а счастливчики, сумевшие устроиться в официальные органы, вымогали взятки у тех, кто нуждался в их услугах, — конечно, если у них хватало на это умения и наглости. И так поступали не только чиновники. Учителя не