– Ваши туфли очень милы, но должен сказать, что в вашем приданом невесты кое–чего недостает.

– Недостает для приданого невесты, возможно, – парировала она, выглядя, несмотря на недостаток одежды, дерзкой, словно юная королева, – но не для приданого любовницы.

Габриэль потряс головой, пытаясь осмыслить новый и такой ошеломляющий поворот. Он не ожидал, что она раскроет его блеф, особенно таким драматическим способом.

Он изучил ее лицо, зачарованный противоречивыми эмоциями, которые он видел в ее прекрасных голубых глазах.

– Вы приехали ко мне не для того, чтобы выйти за меня замуж, да, мисс Марч? Вы приехали, чтобы соблазнить меня.

– Я разумно решила, что если я не смогу преуспеть в одном, то у меня выйдет в другом.

– Ну, так вы неправы, – решительно сказал он. Подняв с пола ее плащ, он набросил его ей на плечи. Потом пошел к двери, желая показать ей выход раньше, чем его решимость подвергнется испытанию. – Я уже говорил вам, что теперь мое сердце принадлежит другой женщине.

– Ее здесь сегодня нет, – тихо сказала Сесиль. – А я есть.

Габриэль замер на полпути, прижав руку к пульсирующему лбу.

– Я хочу предупредить вас, мисс Марч, что вы испытываете судьбу и мое терпение. Вы знаете, как долго я пробуду в море после завтрашнего отплытия? Ночи в плавании обычно очень одинокие и холодные. Большинство матросов из моей команды, вероятно, проведут сегодняшний вечер, как похотливые животные. И они не будут слишком разборчивы в женщинах в своей постели. Любая, кто согласится, подойдет.

– Тогда притворитесь, что я – любая.

Габриэль медленно повернулся.

Она вышла из пятна вновь упавшего плаща, скользя к нему, словно видение из его самых дерзких фантазий.

– Или, лучше, признайте, что я женщина, которая должна заплатить за то, что разбила ваше сердце. Разве не этого вы хотели с тех пор, как я сбежала из больницы в тот день? Наказать меня?

Больше не в силах сопротивляться искушению, Габриэль положил ладонь ей на шею, его большой палец ласково коснулся бешено бьющейся жилки у нее на горле. О да, он мог бы наказать ее, все верно. Но не болью, а удовольствием. Удовольствием, которого она раньше никогда не испытывала. Удовольствием, которое она больше никогда не испытает. Удовольствием, которое будет преследовать ее все ночи – и со всеми любовниками, которые у нее будут.

Он опустил голову, но прежде, чем его губы смогли пройтись по ее мягкой коже, она отвернулась.

– Нет! Я не хочу, чтобы вы целовали меня. В любом случае, вы имели в виду не это.

Он нахмурился, озадаченный ее горячностью.

– Большинству женщин требуется некоторое количество поцелуев, прежде чем они позволят мужчине перейти к … хм, более приятному.

– Я не большинство женщин.

Он провел рукой по волосам.

– Я начинаю это понимать.

– У меня есть еще два условия.

– Неужели?

– Не позволяйте огню погаснуть и не закрывайте глаза. – Она обвиняюще посмотрела на него. – Вы обещаете, что не будете закрывать глаза?

– Даю вам слово джентльмена, – ответил он, на данный момент совершенно не чувствуя себя таковым.

Ее условия не требовали от него большой жертвы. Она выглядела такой прекрасной при свете камина, что он не мог отвести взгляд. Одним из его самых больших сожалений о слепоте было то, что она не позволила ему увидеть в похожей ситуации Саманту.

Когда Габриэль шагнул к камину, Сесиль осталась стоять посреди гостиной, стараясь не дрожать в одной тонкой сорочке и чулках. Рубашка натянулась на его широких плечах, когда он стал вытаскивать полено побольше, чтобы оно могло гореть в топке всю ночь, и подбросил его в огонь. Отряхивая руки, он повернулся и посмотрел на нее сквозь пляшущие тени голодным взглядом.

Стоять перед Габриэлем в одной сорочке, пока он сам полностью одет, было очень неприятным ощущением. Сесиль чувствовала себя, словно девочка–рабыня на аукционе, чья жизнь зависит от ее умения понравиться хозяину.

Используя это умение, она через голову стянула сорочку и отбросила ее, оставшись в одних чулках и туфлях. Из горла Габриэля вырвался гортанный звук. Потом он приблизился к ней, его решительные шаги сократили расстояние между ними до минимума.

– Я никогда не полюблю вас, – предупредил он, опуская ее на диван и ложась сверху.

– Меня это не волнует, – яростно прошептала она, глядя ему прямо в глаза.

И ее действительно это не волновало. Все, что она хотела – это еще один шанс любить его, прежде чем он завтра выйдет в море.

Он приподнялся, чтобы стянуть с себя жилет, содрать воротник и галстук с шеи. Когда ее руки оказались на его теле, они разорвали крючки на его рубашке и раздвинули ее ткань, чтобы погладить его золотистую грудь, прошлись кончиками пальцев через упругие завитки волос.

Когда тень Габриэля упала на нее, она отвернулась и легла щекой на подушку, чтобы не подвергать губы искушению.

– Когда вы сказали, что не хотите, чтобы я вас целовал, – сказал он чуть хрипловато, – я предположил, что вы имели в виду именно губы.

Его приоткрытый рот заскользил по ее шее, заставляя встать дыбом каждый волосок на ее теле. Она зажмурилась от волны беспомощного желания.

– Не закрывайте глаза, – приказал он, его голос был столь же груб, сколь было нежным прикосновение. – У меня тоже есть несколько условий.

Она повиновалась и увидела, что он опускает рот к ее груди. Ее сосок сжался под его языком, принимая и его поцелуи и пульсирующие токи удовольствия, которые проходили от них в самую глубину ее тела. Он переносил поцелуи от одной груди к другой, пока они обе не стали влажно поблескивать и не отяжелели от желания.

И только тогда его искусный рот скользнул ниже, рассыпая нежным и мягкие шепотом поцелуи по чувствительной коже вдоль ее ребер, округлому бедру и потрагивающей полоске плоти над самым золотистым треугольником завитков между ногами. Потом он опустился на колени и подтянул ее бедра к самому краю дивана, она была слишком слабой от наслаждения, чтобы сделать что–то, кроме стона нерешительного протеста.

Его большие горячие руки развели ее бедра, делая совершенно беззащитной перед ним, полностью открытой перед его голодным взглядом. Одно из поленьев в камине стрельнуло и осветило комнату снопом огненных искр. В этот момент Сесиль чуть не пожалела о своих легкомысленных условиях. Но она боялась, что в темноте Габриэль узнает вкус ее поцелуя или чувствительный ритм ее тела, двигающегося в ней.

– Ты всегда была чертовски привлекательной, – прошептал он, глядя на нее так, словно она была священным сокровищем.

Когда он опустил голову, его золотистые волосы выбились из ленты, которой были перевязаны, и ее глаза сами собой закрылись.