— Что ты здесь делаешь?

— У меня пустой урок. Я так и думал, что ты здесь. — Глядя в пол, Алек приблизился к сцене. Потом поднял глаза. — Послушай, я тоже хочу извиниться. То, что я сказал сегодня утром в машине… — Он потер рукой шею. — Я не совсем точно выразился.

Гвин вдруг пришло в голову, что еще ни один мужчина не извинялся перед ней. Никогда и ни за что. Значит, надо извлечь из этой ситуации все, что можно. Продолжая стоять посредине сцены, она скрестила руки на груди.

— Тогда что же ты хотел сказать?

Алек подошел ближе и положил руки на край сцены. Эти зеленые глаза буквально затягивали ее в свою пучину.

— Поверь мне, в моем поступке не было и тени жертвы. Если бы я знал… — Он усмехнулся. — Я бы давным-давно поддался этому искушению.

Это было кое-что. Но одно слово — то единственное, которое она хотела услышать, — все еще сказано не было.

Ну что же, если Мэгги считает, что будет разбито сердце Алека, она ошибается. Разбито будет сердце Гвин.

Тут она напомнила себе, что должна радоваться тому, что есть. Они с самого начала согласились, что все это временно. Они с самого начала избегали слова «любовь».

Подойдя к краю сцены, Гвин опустилась на колени, вдыхая аромат его одеколона и запах шерстяного свитера. Боясь, что в любую минуту им могут помешать, она лишь на мгновение коснулась пальцами его щеки. Но этого было достаточно, чтобы по руке побежали искорки.

— Спасибо, — сказала она и была вознаграждена улыбкой облегчения.

— Когда ты сердишься на меня, я впадаю в уныние.

— Ну что же, пусть это будет тебе уроком, — прищурившись, заметила Гвин.

Алек взял ее за руку и поцеловал в ладонь.

— Друзья?

Преодолевая боль в сердце, Гвин кивнула.

— Всегда друзья.

Остаток дня пролетел, не оставляя Гвин времени; думать о таких не имеющих отношения к делу предметах, как разбитые сердца. Она была слишком занята тем, что повторяла давно забытые грамматические правила, и вспоминала, что же десять лет назад говорила ее собственная учительница по поводу романа «Грозовой перевал». И вот сейчас у нее осталось пятнадцать минут до начала репетиции. Гвин забежала в учительскую комнату отдыха и купила в автомате шоколадный батончик, а вернувшись в класс, обнаружила, что ее ждет Ванесса Филипс.

— Несса! — Она ласково обняла девочку за плечи. — Привет, дорогая! Тебе что-то нужно? — Гвин достала из нижнего ящика стола свою сумку и спрятала туда батончик. — Ты идешь на репетицию?

— Вы вправду сможете помочь мне?

Гвин заглянула в ее обеспокоенные глаза.

— С чем, девочка?

— Я устала быть такой, — сказала Ванесса, и слезы хлынули из ее глаз.

Гвин подошла ближе и обняла ее. Всхлипывая, девочка рассказала, что Алек попросил ее сделать доклад перед всем классом.

— Мне от одной мысли об этом становится плохо, — сказала Ванесса, вытирая слезы бумажным носовым платком, который протянула ей Гвин.

— Могу себе представить…

Ванесса вдруг вырвалась, отошла к окну и скрестила на груди руки.

— Нет, вы не представляете, — тихо сказала она. Твердо, но с отчаянием.

Бросив быстрый взгляд на часы, Гвин увидела, что у нее осталось пять минут до того, как она должна спуститься в зал.

— Уверена, что смогу, Ванесса. Выслушай меня. Да, я не очень хорошо знаю, что такое быть застенчивой. Но зато прекрасно знаю, что такое волнение и страх. Каждый раз, когда я иду на пробы, каждый раз, когда мне надо выступать на сцене, у меня начинает сосать под ложечкой, ладони становятся влажными и я без конца бегаю в туалет. Сегодня утром, когда я пришла на первый урок, у меня дрожали колени.

— Вы шутите.

— Ну да, как же! Вовсе я не шучу.

— Но я думала… думала, вам нравится быть на людях.

— Нравится. Однако я все равно волнуюсь — а вдруг выступлю не так хорошо, как хотела. Но из-за этих волнений и страхов я не собираюсь отказываться от того, что мне нравится. От того, что я люблю делать. Послушай, Ванесса, я уже говорила твоей маме, что у меня нет волшебных средств. Алек, то есть мистер Уэйнрайт, сказал, что ты хочешь заниматься в классе драмы?

— Может быть. Я не знаю. Как вы считаете, это поможет?

— Может быть. Я не знаю, — эхом отозвалась Гвин и широко улыбнулась. — Правда, могу сказать тебе, что после того, как выставишь себя полной идиоткой на репетиции, сделать какой-то там доклад — это вообще раз плюнуть.

Ванесса хихикнула, потом посерьезнела. Гвин догадалась, о чем она думает.

— Никто не станет смеяться над тобой, Несса. А не то я их побью. — Она снова посмотрела на часы и взяла сумку. — Послушай, мне пора на репетицию. Идем, я должна закрыть класс на ключ. Кстати, тебе известно, что я пробуду в школе только до каникул?

Ванесса вздохнула.

— Да. Мама сказала. — Потом ее лицо осветилось. — А после того, как вы снова вернетесь в Нью-Йорк, можно мне будет иногда навещать вас?

Гвин подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть идущего к ним по коридору Алека. Их глаза встретились, и сердце Гвин сжалось.

— Конечно, дорогая, — сказала она, отворачиваясь, чтобы запереть дверь. — Это будет замечательно.

Учитывая, что во время подозрительно тихого ужина Мэгги не сводила с нее глаз, Гвин совсем не удивилась, услышав поздно вечером стук в дверь своей спальни и тихий голос:

— Гвинни?

Да, видимо, детские имя и прозвище будут преследовать ее всю жизнь.

— Войдите!

Устав за день, Гвин рано облачилась в пижаму и халат, и теперь сидела, скрестив ноги, на кровати и писала — подумать только! — поурочные планы. Экономка бесшумно, как кошка, вошла в комнату, держа в руках небольшой поднос, на котором стояла чашка. Бобо поднялся на ноги, заставив Мэгги сделать шаг в сторону.

— Ах ты, лохматая бестия, я же могу сейчас расплескать все это, — сказала она.

Пес, извиняясь, махнул хвостом и снова улегся на свой коврик.

— Мне подумалось, что ты не откажешься от чашки горячего шоколада, — сказала Мэгги с вопросительной улыбкой.

— Спасибо. С удовольствием.

Экономка поставила поднос на тумбочку и сделала жест в сторону кровати.

— Можно мне присесть?

— Конечно, — сказала Гвин, пожимая плечами, и взяла чашку.

Устроившись на краешке кровати, Мэгги сказала:

— Я чувствую, что должна извиниться.

— Ну что вы, Мэгги, забудьте об этом.

— Нет-нет, я не имела никакого права налетать на тебя только из-за того, что была не в духе. И кроме того, ты права.