– Чего ждать? Сколько?

– Не знаю, – огрызнулся Юдин, – мне сказали: прийти и ждать. И что я увижу, когда он заработает.

– Как заработает? Сам собой? Его же включить надо. – Стас старался припомнить, что видел тогда в лаборатории, но кроме переливов огней и вспышек ничего в голову не приходило. Да, метался там один из юдинской свиты, стрелял, стекла вдребезги разлетались. Но все было не то, и сколько Стас ни осматривался в темноте, ни рычага, ни кнопки поблизости не видел.

– А его и не выключали, – как показалось Стасу, с усмешкой отозвался Юдин. – Главное, с местом угадать, если все верно, то сработает.

– В смысле – не выключали? – не понял Стас.

– Это тебе не чайник – неожиданно разозлится Юдин, – не лифт и не будильник. Сказано – ждать, я и жду, как поезд. Чего тут непонятного?

– Погоди, – перебил его Стас, – это что же получается: любой вот так может прийти, сесть и ждать. Как на вокзале. И уехать почти на сто лет вперед. А если это не человек, а животное?

– Ага, динозавр или мамонт, – поддержал Юдин. – Вот тебе и объяснение исторических нестыковок, вроде той, откуда у неандертальца в черепе пуля и как индейцы на Луну летали. И вообще какая разница – кто или что? Может, переброска в определенные часы или дни происходит, я же не знаю, как он настроен. Сказано – место найти, а там твое дело: хочешь, верь, не хочешь…

И осекся – в подвале стало светлее, точно лампочка зажглась, но ленивая лампочка: разгоралась она медленно и почему-то с треском, как дрова. За грудой кирпича у стены напротив вдруг вспыхнуло бледно-синее свечение, засверкало идеальной окружностью, взметнулось широкой полосой, в считанные секунды превратившейся в купол, мгновенно опавший. И снова стало темно, Стас успел только разглядеть изумленную Юдинскую физиономию и стену напротив из красного, как и требовалось, кирпича. Упал совершеннейший мрак, стало еще холоднее, да так, что Стас слышал, как стучат у Юдина зубы, а сам сдерживался из последних сил, сжал рукоять «тауруса» и приготовился к прыжку, думал только об одном – не прозевать момент перехода, не опоздать, не упустить Юдина…

На полу засветилась бледно-зеленая линия, пробежала дальше, образовав кольцо, довольно большое, и тут же едва видимая ниточка света налилась яркой зеленью, полоса света стала толщиной в палец, окруженное ею пространство заволокла тускло-зеленая пелена, кое-где пронизанная золотистыми искорками. Кольцо дрожало, переливалось всеми оттенками зеленого, втягивало и выбрасывало бледные всполохи, появилась дымка, густевшая на глазах. То самое бледно-синее сияние куполом взмыло вокруг, закрыло окружающий мири показалось, будто сквозь тело просквозило нечто вроде ледяного вихря. Навалился непроницаемый мрак, непонятный вихрь словно пронизал тела насквозь, будто ветер пронесся сквозь оголенные стропила, неописуемые ощущения едва не вывернули желудок наизнанку, лязгнули зубы…

Тело от пяток до макушки прошило мгновенное сотрясение, каждая косточка словно бы звякнула о соседнюю – и все кончилось, голубоватое сияние исчезло, и последнее, что заметил Стас, была юдинская усмешка. Его речь вдруг оборвалась странным скрежетом, треском, пронзительным визгом, как если бы царапали железом о стекло. Лицо Юдина, стены, лестница, доски – все внезапно заколыхалось, невероятно искажаясь, теряя форму, превращаясь в мельтешение разноцветных пятен. Стас попытался приподняться, но ноги отказали, были как не свои, а Юдин скалился на прощанье, и вроде как даже ручкой этак делал: прощай, мол, приятно было познакомиться…

Стас вытянул руки и повалился вперед, туда, где только что сидел Юдин, но там была пустота. Врезался во что-то плечом, повернул тяжелую голову – так и есть, тот пригнулся, сжался в комок, и то ли хихикал мерзко, то ли икал, косился снизу вверх, сначала зло и с усмешкой, потом с испугом, потом…Болыне Стас ничего не видел, он схватил Юдина за грудки, рванул на себя, и в этот же миг неодолимая сила поволокла обоих куда-то во мрак.

То ли он умирал, то ли его рвало на куски, невидимые лапищи, вцепившись, тащили в разные стороны. Перед глазами то падал непроницаемый мрак, то заставляли жмуриться разноцветные вспышки, вроде бы его вертело вверх ногами, беспомощного, не способного и пальцем шевельнуть. Болтало, переворачивало, швыряло… А может, все только казалось. Это ни с чем нельзя было сравнить, и описать не удалось бы.

И вдруг все кончилось, словно повернули выключатель. Стас плюхнулся с небольшой высоты, не так уж и ушибся, но от неожиданности показалось, что свалился с головокружительной высоты на бетонную плиту, отшиб все внутренности и вскоре отдаст Богу душу… Помотал головой, моргая и озираясь, попробовал пошевелиться – получилось. Нигде не болело, кажется, он все же оказался невредим. И не было никакой плиты, он лежал на полу, то ли кирпичном, то ли каменном, самом обычном, холодном и неровном, мокром, как показалось вначале, и скользком, в чем он уверился еще через несколько секунд.

Комната, посреди которой они лежали, была другая. И не было ни кирпичного подвала, ни хлама, ни провалившейся крыши, все исчезло, будто никогда и не существовало на свете, Юдин с совершенно черным лицом шевелился рядом, светился с ног до головы зеленым гнилушечьим светом.

Стас заставил себя приподняться, потом присел на корточках в неуклюжей позе, упираясь ладонями в землю, смотрел на них – они тоже светились, вернее, не они, а черта на полу – ровная, неширокая, и уже еле заметная сине-зеленая полоска меркла на глазах: портал закрывался. Стас прислушался к себе – нигде не болело, не видно крови, не ощущается переломов и ушибов. Он огляделся, преодолевая легкое головокружение, всмотрелся в полумрак. Увидел на полу револьвер, схватил его, сжал холодную рукоять, кое-как поднялся на ноги, и, чтобы не упасть, привалился к стене.

Юдину приходилось не легче, он тяжело ворочался на полу, потом сел, замотал башкой и, хоть светиться перестал, выглядел жутковато: снова стал похож на огромного комара с гигантскими крыльями и конечностями, комара, которого прихлопнули, но не добили, и тот трепыхается теперь ни живой, ни мертвый. Впрочем, помирать Юдин не собирался, пришел в себя, поднялся и подпирал стенку напротив, ошалело смотрел по сторонам, забыв и про саквояжик, и про «таурус» в руках Стаса, или делал вид, что не замечает их. Хотя ничего примечательного в комнате не усматривалось, да и не комната это была по большому счету, а каменный мешок с бочками и деревянными то ли сундуками, то ли ларями в углах и вдоль стен. На плоской крышке одного Стас разглядел пару огромных корзин, по виду пустых, перевернутых вверх дном. Глянул мельком, и больше туда не поворачивался, смотрел влево, на лестницу, на три высоких ступеньки, что вели вверх, к полуоткрытой двери. Оттуда тянуло сквозняком, доносился тошнотворный запашок гнили и канализации, в щель между стеной и створкой в «кладовку» просачивался тусклый свет. И ни звука, как Стас ни прислушивался, ни близкого, ни отдаленного, точно дверь вела в склеп.

– Что там? – почему-то шепотом спросил Юдин. Последние пару минут он тоже не сводил глаз с двери, не забывая заодно поглядывать и на Стаса, и на «таурус», что пока смотрел в пол.