Камала не стала уточнять, что такое Пан-де-Матансас, понимая, что предложение Спайдера вполне разумно: нет смысла сидеть в кают-компании одной.

Она вернулась в свою каюту, где сняла белое платье. Затем легла на серебряную кровать, подумав о том, что за стенкой имеется кровать из золота. Такой странной мебели она никогда не видела, тем более на корабле.

Окаймленные кружевами простыни и украшенные изящной вышивкой наволочки были тонкими и нежными на ощупь. Ветер с моря разогнал дневную жару, и воздух в каюте стал свежее, хотя иллюминаторы по-прежнему были задраены.

Наступила тропическая ночь, подкравшись, как обычно, незаметно и стремительно. Только что небо было золотисто-красным, а в следующее мгновение — уже темным, как бархат, на котором, словно бриллианты, сияют яркие звезды.

Наконец, когда Камале показалось, что прошла целая вечность, она услышала, как Конрад спустился по трапу и вошел в свою каюту.

Она ждала, что он придет к ней, слыша, как часто стучит сердце, и чувствуя, что губы пересохли от волнения. Наконец дверь, соединявшая их каюты, открылась, и он вошел к ней.

На нем был длинный парчовый ночной халат, украшенный золотым шитьем, с высоким воротником и манжетами из черного бархата, под которым белела ночная сорочка. На фоне смуглой кожи она казалась ослепительно-белой. Господи, как же он красив! Камала инстинктивно протянула ему руки.

Конрад закрыл за собой дверь и сел на край постели. Затем, взяв ее за запястья, поцеловал ее руки одну за другой.

— Я люблю тебя, моя бесценная, моя дорогая! — прошептал он, и Камала почувствовала, что дрожит, взбудораженная глубокой нотой желания в его голосе.

Она ждала, когда он поцелует ее в губы.

— Я должен признаться тебе кое в чем, — произнес Конрад.

Камала удивленно подняла на него глаза:

— Признаться? В чем?

— Пожалуй, мне следовало рассказать тебе об этом раньше, — ответил он. — Но я, честно говоря, не осмеливался. Трусил. Боялся испугать тебя.

— В чем дело? О чем ты?

— Ни в чем, — ответил Конрад. — Хотя ты можешь думать все, что угодно.

— В чем дело? — повторила Камала, на этот раз действительно испугавшись.

Конрад крепко сжал ее пальцы.

— Я знаю, — медленно начал он, — что ты удивилась, когда я сказал Ван Вику, что я — сэр Конрад Вериан. Ты тогда решила, что это часть обмана. Но я на самом деле баронет. Правда, я ношу другое имя, которым мы с тобой будем называть себя в будущем.

— Другое… имя? — не поняла его Камала.

— Да, я маркиз Труро.

Какое-то время Камала недоуменно смотрела на него, пытаясь воскресить в памяти это имя.

Затем, вспомнив, с криком вырвала руку.

— Маркиз Труро! — повторила она. — Ты хочешь сказать, что ты — тот самый маркиз, который должен был жениться на Софи?

Конрад ответил не сразу.

— Тогда для меня это был единственный способ выбраться из финансовой пропасти, в которой я оказался. — Конрад встал и подошел к иллюминатору. Отодвинув атласные занавески, он выглянул в темноту опустившейся над миром ночи. — Я уже рассказывал тебе, в каком состоянии обнаружил отчий дом, когда вернулся из плавания, — продолжил он. — Мать была при смерти, нас со всех сторон одолевали кредиторы, слуги находились на грани голода. И тут пришло письмо от моего стряпчего.

Конрад замолчал. Камала же вспомнила, как дядя Маркус сообщил о том, что брак взялся устроить адвокат маркиза Труро.

— Оказалось, что он также ведет дела Маркуса Плейтона, — продолжил тем временем Конрад. — Он выяснил, что его клиент не прочь заполучить для своей дочери титул. Знал он и то, что пятьдесят тысяч фунтов, которые Плейтон был готов заплатить за дворянское звание, для меня стали бы манной небесной.

— Пятьдесят тысяч фунтов! — ахнула Камала.

— Именно такую сумму он был готов выложить за титул, — подтвердил Конрад. — А приданое его дочери превышало сто тысяч.

— Но ведь это… огромные деньги! — снова не удержалась от восклицания Камала. — Как же ты… как ты отказался от них?

— Я не собирался этого делать, пока неожиданно и бесповоротно не влюбился впервые в жизни.

Он отвернулся от иллюминатора и посмотрел на Камалу. В эти мгновения она показалась ему маленькой и хрупкой, а ее глаза на бледном лице — неестественно огромными.

— Да, я влюбился, — повторил он, — и понял, что, сколько бы Маркус Плейтон ни был готов заплатить за титул, я никогда не продам себя.

— Значит, ты тогда не ехал в Саутгемптон, чтобы найти корабль, — произнесла Камала.

— Я уже прибыл в Саутгемптон из Фолмута, — ответил Конрад. — И когда мы с тобой встретились, я как раз был на пути в Касл-Брей.

После этих слов в каюте воцарилось молчание. Камала больше не смотрела на Конрада. Ее взгляд был устремлен в потолок.

— Камала! — воскликнул он и шагнул к ней.

В следующее мгновение дверь каюты распахнулась, и на пороге вырос Спайдер:

— Сэр! Пойдемте со мной! Быстрее, прошу вас! Вы должны сами это увидеть! Вы должны поглядеть на это! Я глазам своим не поверил!

— Что случилось?! — воскликнул Конрад.

— Ничего плохого не произошло! Не волнуйтесь! Наоборот, сэр! Это настоящее чудо! Но вы должны сами посмотреть. Пойдемте со мной, умоляю вас, сэр! Пойдемте!

С этими словами слуга выскочил из каюты. Конрад изумленно посмотрел ему вслед, затем вышел и закрыл за собой дверь.

Камала уткнулась лицом в ладони.

— Что же мне делать? — спросила она себя.

Значит, Конрад не продался Маркусу Плейтону и не взял в жены Софи. Вряд ли какой-нибудь другой мужчина устоял бы перед таким искушением.

"Нет, это лишь потрясение, — подумала она, — потрясение от того, что невозможно избавиться от прошлого, что оно преследует нас по пятам".

Получается, что даже Конрад имел какое-то отношение к дяде Маркусу. И все-таки Маркусу Плейтону не удалось испортить день ее свадьбы!

Да, он отравил три года ее жизни, принес ей столько страданий и несчастий, что даже сейчас жизнь в его доме кажется кошмаром, который она не в силах стряхнуть с себя.

Но стоит ли теперь думать об этом гадком человеке? Тем более что больше он при всем желании не способен испортить жизнь ни ей, ни Конраду?

Конрад теперь принадлежит только ей! Он увлек ее с собой в самое безрассудное, безумное, фантастическое приключение, на которое никогда бы не решился человек рассудительный и благоразумный, но он решился, потому что любит ее!

— Я люблю его! Люблю! — повторяла про себя Камала. — Какая разница, кто он такой… И будь у него одно имя или десять… Он мой… мой муж!