Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отворен герою
Вход в чертог небесный.
Троллей родич злобный
Не избегнет смерти!
Рагна-Гейда слушала и все пыталась, уже в который раз, смириться с мыслью о смерти брата. Эта смерть изменила ее мир, вырвала из него часть, и теперь рядом с живыми образовалась пустота, как сквозная рана, провал в Ничто, откуда упорно дули стылые ветры. Рагна-Гейда ежилась под холодным дыханием иных миров и ни на миг не находила покоя. Ей казалось, что Эггбранд где-то рядом, что он смотрит на живых откуда-то сверху и знает все, чего не знал раньше. При жизни он находился, как и всякий, весь в одном месте и видел только внешнюю сторону вещей. Теперь брат был везде, и его невидимый взгляд проникал до дна помыслов и различал потаенные изгибы душевных движений. Теперь он все знает! Знает и о ее любви к Вигмару, и о лживом предсказании, и о замысленном побеге. Рагна-Гейда низко клонила голову, ощущая давящую тяжесть вины. Она хотела любить и строить свою судьбу отдельно от судьбы рода. Боги указали путь с жестокостью, доступной только небесным властителям. Сами помыслы, мечты о Вигмаре стали преступными, раз в наказание боги лишили ее не только возлюбленного, но и брата. Две силы рвали девушку пополам: она думала об Эггбранде и не могла забыть Вигмара. Если бы ей удалось возненавидеть его, то это чувство снова объединило бы отступницу с родом, а надежда на месть принесла бы облегчение. Но она была одинока в своем двойном горе, и ничто не могло его облегчить.
«Я не хотела, не хотела!» – неведомо кому мысленно твердила Рагна-Гейда, ничего не видя и не слыша вокруг. В дыму очага ей представлялась темная бескрайняя равнина, устланная телами убитых, над которыми возвышается женская фигура с поднятыми руками, как черный лебедь, – Хильд дочь Хегни. У ног лежат отец и возлюбленный, пронзившие друг друга мечами, а она вздымает руки к небесам, словно призывает богов принять славную жертву. На равнине тьма, и в небесах тоже тьма, но вдали, за комковатыми густо-серыми тучами, загорается прядка бледно-желтого призрачного рассвета, за которым придет новый день, новая битва и новая гибель. Бесконечная гибель, бесконечные жертвы! «Я не хотела, не хотела!» – бессмысленно твердила Рагна-Гейда, словно вымаливала прощение у злой судьбы. Она действительно не хотела, но от этого только приходилось тяжелее.
– Нам осталось исполнить последний долг погребения! – произнес Кольбьерн хельд, когда пиво было выпито и песни спеты. – Никто и никогда не скажет о Стролингах, что они не чтут заветы предков.
Мужчины зашевелились, стали выбираться из-за столов. Гейр оглянулся на сестру, но та ничего не замечала, сидела неподвижно, глядя куда-то в стену. Казалось, она даже не помнила, что это за «последний долг погребения». Но Гейр об этом помнил.
Кольбьерн с сыновьями и несколькими хирдманами вышел из-за стола, оставив гостей на попечении фру Арнхильд и Фридмунда. Их ждало Поле Павших, как называли Стролинги долину, давным-давно избранную для погребений. Самым древним там был курган Старого Строля.
– Ведите ее! – велел Кольбьерн хельд и отдал старшему сыну большой железный ключ.
Скъельд ушел, но вскоре вернулся с двумя хирдманами. Между ними виднелась маленькая женская фигурка, одетая в красно-коричневое платье и синюю рубаху. Эльдис шла, едва переставляя ноги и лишь изредка окидывая лица мужчин огромными глазами, в которых застыли ужас и изумление. Еще там, в святилище, когда Грим Опушка хотел забрать сироту, Кольбьерн хельд не позволил этого сделать. «Она наша! – сказал он. – Это из-за нее началось».
На усадьбе Стролингов Эльдис сразу заперли в чулан и не выпускали все то время, пока готовились похороны. Она не помнила, сколько дней провела там, и ничего не знала: ни где ее брат, ни как принял все случившееся Хроар Безногий, ни какая судьба уготована ей самой. И вот судьба сама пришла за ней.
Десяток мужчин молча шагали к Полю Павших, и только вереск шуршал под башмаками. Между двух старых курганов открылся новый – курган Эггбранда. От старых его отличала свежая земля и отсутствие черного продолговатого камня на вершине. Эльдис похолодела. В груди вдруг что-то оборвалось. Ей смутно вспомнились рассказы матери: с этими черными камнями на вершинах курганов Стролингов связано какое-то страшное предание… Какой-то древний и пугающий обычай…
Ее подвели к самому подножию кургана. Все остановились, Кольбьерн хельд вышел вперед. Стало тихо, только вереск чуть слышно шуршал под стылым вечерним ветерком, и от этого все хотелось оглянуться: казалось, невидимый дух подкрадывается сзади. Кольбьерн постоял, сосредоточенно глядя в землю, словно вспоминал нужные слова или прислушивался к шепоту вереска, а потом медленно заговорил:
– О дети Модсогнира, темные альвы! Властители Свартальвхейма, я, Кольбьерн сын Гудбранда из рода Старого Строля, обращаюсь к вам! Придите в это жилище, назначенное сыну моему Эггбранду, возьмите то, что предназначено вам, и храните его посмертный дом, как вы храните дома наших предков и прародителя нашего, славного Старого Строля!
И тут Эльдис все вспомнила. Всякий раз, когда умирает кто-то из Стролингов, над его свежей могилой оставляют человеческую жертву. Ровно в полночь курган раскрывается, из него выходят темные альвы и забирают жертву, а взамен оставляют одного из своих. Утром, когда покинутого коснется солнечный луч, темный альв превратится в черный камень. И с тех пор курган под защитой: подземное племя не позволит мертвецу выйти из могилы и не подпустит к его богатствам никаких грабителей. Ни сейчас, ни через пять веков.
На руки и ноги Эльдис накинули ремни; она слабо ахнула, дернулась, но хирдманы держали крепко.
– Что вы делаете? – испуганно вскрикнула девушка, не веря, что с ней может случиться что-то настолько страшное. – Ведь я ни в чем не виновата! Пустите меня!
В душе ее завывал холодный вихрь ужаса и недоверия: все происходящее казалось страшным сном. В чем ее вина? Она ведь тоже потеряла брата, а теперь ее же хотят послать в подземный Свартальвхейм! Ужас сковывал крепче ремней, растерянность мешала говорить. Почти не пытаясь сопротивляться, Эльдис только оглядывала лица мужчин вокруг себя, словно ждала, что мучители опомнятся, сами поймут, какое дикое и ужасное дело задумали.
– Нет, нет! – твердила она сквозь льющиеся слезы. – Пустите меня! Я вам ничего не сделала! Пустите!
Хирдманы внесли жертву на самую вершину кургана и положили на холодную землю. Чьи-то руки нацепили на локти по тяжелому золотому браслету, на шею повесили ожерелье, все из того же золота Гаммаль-Хьерта. Вокруг Эльдис на земле разложили какие-то свернутые шкуры, поставили бочонок пива, широкую серебряную чашу меда. Приданое – женщина-жертва считается невестой темных альвов. Эльдис уже ни о чем не просила, а только плакала, взглядом затравленного зверька скользя по суровым лицам хирдманов. Все они, освещенные отблесками факелов, казались ей одинаковыми и чужими, как племя великанов, не понимающих человеческой речи.
Кольбьерн хельд неподвижно стоял у подножия кургана, держась обеими руками за пояс. Родичи возвращали убитому Эггбранду один долг за другим. Оставался последний.