Он совершил идеальное приземление, шины выдержали, и мы, прокатившись, остановились.

– Отличная посадка! – сказал я, завершая выполнение одной из самых важных своих обязанностей за весь полет.

Наше путешествие завершилось. Меня поразило, как скверно я себя почувствовал, вернувшись во власть земной гравитации. Попытавшись отстегнуть ремень и встать, я понял, что едва могу пошевелиться. Казалось, я вешу килограммов 300. Мы перебрались из шаттла в переоборудованный жилой автофургон, где могли освободиться от скафандров для взлета и посадки и пройти короткий медосмотр. Пытаясь снять снаряжение, я почувствовал еще бо́льшую дурноту, все вокруг закружилось, как карусель.

Некоторым членам моего экипажа было особенно плохо, их лица побледнели и блестели от пота. Нас привезли в помещения для экипажей в Космическом центре имени Кеннеди, где можно было принять душ, прежде чем увидеться с семьями и друзьями. В тот вечер я пошел в Fishlips, ресторан морепродуктов в Порт-Канаверал, вместе с гостями, прибывшими меня встречать. Удивительно было сидеть за длинным столом, пить пиво и смаковать рыбные такос всего через несколько часов после того, как несся к Земле на сумасшедшей скорости в огненном шаре раскаленных до 1500 °С газов. Вернувшись на следующий вечер домой, мы устроили вечеринку для друзей в Хьюстоне, а еще через пару дней я явился на работу – настоящим астронавтом.

4 сентября 2015 г.

Сегодня редкий случай стыковки с «Союзом», которой незадолго до этого не предшествовало отбытие другого «Союза». На корабле, прибывающем сегодня, я улечу на Землю через шесть месяцев, но прежде его экипаж увеличит нашу общую численность до девяти человек. Я радуюсь возможности увидеть новые лица, но в то же время беспокоюсь из-за «Сидры» – как она справится с углекислотой, которую выдыхают девять человек вместо шести, – нагрузки на туалет и другое жизненно важное оборудование. К такой многолюдности придется привыкать.

Нашими новыми членами экипажа станут Андреас (Энди) Могенсен, Айдын Аимбетов и Сергей Волков. Сергей пробудет до конца моей экспедиции и станет командиром «Союза», на котором в марте мы с ним и Мишей вернемся домой, а Энди и Айдын прилетают всего на 10 дней – краткий период, изначально запланированный для Сары Брайтман. Когда ей пришлось отказаться от полета на очень поздней стадии подготовки, ее место досталось Айдыну, казахскому космонавту. Российское космическое агентство давно обещало отправить казаха на МКС в качестве признательности за использование Байконура (в дополнение к ежегодной арендной плате в размере $115 млн). Айдын – третий казах в космосе, но первый, полетевший под своим, а не под российским флагом.

Первым вплывает в люк Сергей Волков. Я хорошо его знаю, поскольку мы относимся к одному поколению. Я попал в набор НАСА 1996 г., а он в набор Роскосмоса 1997 г., и мы шли наравне. Сергей назначался в полет STS-121 вместе с моим братом, и в ходе подготовки они прошли курс выживания National Outdoor Leadership School – за неделю в Вайоминге в ужасную погоду выковывается дружба навек. Я ближе познакомился с Сергеем при отработке совместного возвращения на «Союзе», но до него еще столько времени, что большую часть тренировок мы оставили на время полета. Сергей был дублером Миши в годовой экспедиции и, пока мы на Байконуре ждали запуска, находился там же. Сергей часто просит меня передать привет Марку.

Следующим в люк проплыл Энди, астронавт ЕКА из Дании, с которым я знаком много лет. Дружелюбный блондин с неизменной улыбкой, он провел детство в разных странах мира, старшую школу и колледж окончил в Соединенных Штатах. Его жена шутит, что по-английски он говорит лучше, чем по-датски.

Когда наступает черед Айдына, я наблюдаю с интересом. Он на миг застывает в люке, позируя в героической позе Супермена, пока Геннадий и Олег помогают ему оставаться неподвижным. Он выглядит так же, как люди, которых я видел в Казахстане, скорее азиатом, чем европейцем. Он моложе меня, 43 года, но по виду старше (возможно, дело в нулевой гравитации). Он начал свой путь летчиком-истребителем, дослужившись до пилота советского Су-27, в 2002 г. прошел отбор в первую официальную группу казахских космонавтов и с тех пор ждал полета, то из-за отмен полетов, то из-за отсутствия у Казахстана средств на его подготовку и полет. Думаю, каждый, летавший в космос, чувствовал, что прошел долгий путь, – нередко американские астронавты много лет ждут полета после окончания курса подготовки, – но ожидание Айдына действительно затянулось.

Айдын выглядит дезориентированным. Он не может найти дорогу в «Союз» и оказывается в американском лабораторном модуле, на следующий день не может попасть в японский модуль. Я застаю его за поисками 3D-принтера в американском сегменте, и мы пытаемся это обсудить, но он не знает английского, а русский является вторым языком для нас обоих, и наш диалог не ладится.

Сегодня у нас церемония передачи командования, и я официально становлюсь командиром МКС. Главный оператор связи с экипажем на Земле поздравляет меня с руководящей ролью на следующие шесть месяцев, и ее слова потрясают меня: шесть месяцев – долгий срок. Я пытаюсь не зависать на мысли о том, сколько мне еще осталось. Я здесь уже так давно, и это лишь половина пути.

Утром я показываю Энди вид на Багамы из «Куполы». Позднее он приходит спросить, должны ли защитные крышки иллюминаторов оставаться закрытыми. Сначала его вопрос ставит меня в тупик – я знаю, что крышки открыты. Мы летим в «Куполу» – снаружи царит полнейшая тьма, и я объясняю, что мы оказались над Тихим океаном во время безлунной орбитальной ночи, а внешнее освещение станции по какой-то причине выключено.

Утром Геннадий с чувством приветствует меня: «Доброе утро, товарищ командир!» Я буду скучать по нему, на следующей неделе он улетает. Он был прекрасным командиром, и я многому у него научился.

Сегодня пятница, и нас так много, что мы устраиваем пятничный ужин в «Ноуде-1», а не в русском служебном модуле. Энди привез консервированную солонину и кочанную капусту – самое оно, я истосковался по сэндвичу с солониной нью-йоркской сети Carnegie Deli. Когда мы расправляемся с едой, Энди протягивает каждому по датской шоколадке. Нежданное удовольствие! Мы разворачиваем обертки, и каждый находит внутри записку близкого человека – в моей стихотворение Амико. Со стороны Энди это была великолепная идея и тонкий жест.

В воскресенье мы знакомимся с традиционными казахскими блюдами – в космической упаковке: супом из конины, сыром из молока кобылиц и кумысом – кобыльим молоком. Конина припахивает, но я съедаю всю порцию. Сыр очень соленый, и это приятное разнообразие на фоне обычной низкосолевой диеты. Я отмечаю, что кобылье молоко сладкое, – как командир, я считаю себя обязанным в качестве жеста доброй воли попробовать все блюда, – и Айдын сообщает, что по вкусу оно наиболее близко к человеческому грудному молоку, чем сражает меня наповал. Теперь я ломаю голову, как поступить с почти полным пакетом непастеризованного кобыльего молока. Я говорю Айдыну, что хочу убрать напиток в холодильник, где мы храним соусы и некоторые научные эксперименты, и пить по утрам за завтраком. Когда он не видит, я прячу питье в три пакета и кладу в емкости для всего самого пахучего.