его мышц в два раза превосходила человеческую, а нервы передавали импульсы от мозга с удвоенной скоростью. Будь Роберт простым землянином, ему не удалось бы уберечься от второго прыжка рассерженного существа.

Тварь приземлилась туда, где только что стоял Вольф, и завизжала от ярости и разочарования. Ее ноги сжались, словно пружины, мгновенно распрямились, и она вновь прыгнула на Роберта. Все это происходило с такой быстротой, что прыжки существа напоминали порывистые движения актера при ускоренной перемотке кадров.

Вольф метнулся к лучемету. Тварь с пронзительным визгом пронеслась над ним. Казалось, она вошла прямо в ухо Роберта. Он схватил лучемет, перекатился с боку на бок и вскочил. Тварь прыгнула на него в третий раз. Вольф перевернул оружие и, сжав ствол правой рукой, со всего маху опустил на макушку существа приклад из легкого, но практически неразрушаемого металла. Толчок огромного тела отшвырнул его назад, и он покатился по земле.

Морская тварь неподвижно лежала, уткнувшись лицом в траву. Из тюленьей головы сочилась кровь.

Внезапно кто-то захлопал в ладоши. Вольф обернулся и ярдах в тридцати увидел две фигуры, стоявшие в тени широких листьев. Мужчина и женщина, одетые в величественные мантии властителей, двинулись ему навстречу. Они шли с пустыми руками, их мечи были вложены в грубые кожаные ножны. Несмотря на то что выглядели они миролюбиво, Роберт не стал терять бдительности. Когда они приблизились на двадцать ярдов, он велел им остановиться. Существо на земле застонало, шевельнуло головой, но не отважилось подняться. Вольф отошел на несколько шагов — от этой странной прыгающей твари надо держаться подальше.

— Ядавин! — произнесла женщина.

Звуки прекрасного контральто заставили затрепетать его сердце и всколыхнули память. И хотя они не виделись более пяти сотен лет, Вольф узнал ее.

— Вала! — вскричал он. — Что ты здесь делаешь?

Вопрос был чисто риторический; он догадался, что ее, видимо, тоже заманил в ловушку отец. А потом Вольф узнал и мужчину — это был Ринтрах, один из его братьев. Так, значит, сестричка Вала и братец Ринтрах тоже попали в эту западню.

Вала улыбнулась, и сердце Роберта дрогнуло. Она по-прежнему была самой красивой женщиной из всех, кого он знал, за исключением любимой Хрисеиды и его другой сестры, Ананы Светлой. Но вид Ананы не пробуждал в нем таких сильных чувств, а Валу он обожал и смертельно ненавидел.

Она снова захлопала в ладоши.

— Прекрасная работа, Ядавин! Ты не потерял ни ловкости, ни смекалки. Эта тварь опасна. Поначалу она раболепствует и скулит, пытаясь втереться в доверие, а потом — бах! — и впивается в горло! Эта мерзкая жаба едва не убила Ринтраха, когда он впервые попал сюда — да и убила бы, не будь меня рядом. Мне удалось оглушить ее обломком скалы. Так что, как видишь, я тоже имела с ней дело.

— А почему вы не убили ее? — спросил Вольф.

Ринтрах улыбнулся.

— Неужели ты не узнал своего младшего брата? Когда-то ты любил славного, милого малютку Теотормона.

— О Господи! — вскричал Роберт. — Теотормон! Кто же сделал его таким?

Никто не произнес ни слова. Впрочем, все и так было ясно. Этот мир создал Уризен, и только он мог так жестоко изменить облик их брата.

Теотормон застонал и сел. Приложив плавник к кровоточащей ране на голове, он тихо заскулил и стал раскачиваться взад и вперед. Зеленые глаза, похожие на два пятна лишайника, злобно уставились на Вольфа, и, не смея подать голос, он беззвучно клял противника на чем свет стоит.

— Ты хочешь сказать, что вы сохранили ему жизнь из родственных чувств? — с иронией спросил Роберт. — Я слишком хорошо вас знаю, чтобы поверить в это.

Вала засмеялась.

— Конечно, нет! Я просто решила, что его можно будет как-то использовать. Он живет на этой маленькой планете с незапамятных пор и знает о ней почти все. Теотормон оказался трусом, брат Ядавин. Он не осмелился испытать судьбу в лабиринте Уризена и предпочел остаться на острове, где превратился в такого же выродка, как все остальные туземцы. Наш отец устал ждать, когда его сын соберет свое несуществующее мужество. И в наказание за малодушие Уризен изловил его и перенес в крепость Аппирмацум, где превратил в отвратительную морскую тварь. Но даже тогда Теотормон не осмелился пройти через врата во дворец заклятого врага. С тех пор он ведет здесь жизнь отшельника, презирая себя и ненавидя все живые существа, особенно властителей. Он живет, питаясь фруктами, птицами, рыбой и другими обитателями моря, которых ловит вблизи острова и поедает сырыми. Если повезет, он убивает и пожирает местных жителей. Впрочем, они вполне заслуживают такой участи. Это сыновья и дочери других властителей, которые подобно Теотормону проявили малодушие. Они прозябают на этой планете: рожают и растят детей, а приходит час — отправляются в мир иной. Уризен поступил с ними так же, как с Теотормоном. Он забирал их в Аппирмацум, уродовал и возвращал на остров. Отец надеялся, что, живя в обличье монстров, они научатся ненавидеть и устремятся в Аппирмацум. Но они оказались слишком трусливы, чтобы мстить за себя. Они могли бы умереть достойно, как истинные властители, но предпочли жизнь в таком виде, от которого желудок выворачивает.

— Я бы с удовольствием выслушал еще пару историй о проказах нашего отца. Но могу ли я вам доверять? — спросил Вольф.

Вала улыбнулась.

— Мы оказались на острове не по своей воле. Нас заманил в ловушку Уризен. Некоторые пробыли здесь только несколько недель, но вот Лувах, например, живет тут уже полгода.

— А кто еще здесь живет?

— Твои братья и кузены. Кроме Ринтраха и Луваха ты встретишь здесь Эньена, Аристона, Тармаса и Паламаброна. — Она весело засмеялась и, протянув руки к красному небу, воскликнула: — О, отец! Ты поймал в западню почти всех! И после тяжкой тысячелетней разлуки мы снова собираемся вместе. Такого счастливого воссоединения семьи не мог бы представить себе ни один смертный.

— Зато я могу представить, — проворчал Вольф. — Но ты не ответила на мой вопрос.

— Нам пришлось заключить соглашение об общем перемирии, — пояснил Ринтрах. — Мы нуждаемся друг в друге и должны действовать сообща, отбросив обычную неприязнь. Только так можно одолеть Уризена.

— Насколько я знаю, об общем перемирии не слышали уже давно, — задумчиво произнес Роберт. — Помню, мать рассказывала мне, что такое случилось однажды, за четыре тысячи лет