– Ну наконец-то, – заулыбался дядька. – Давно ждём. Будут казачки. Не волнуйся, командир. Когда им быть?

– Через пару недель чтобы здесь были, снаряжаться начнём… Ладно, я в палату, что-то тяжело мне, голова кружится.

Он проводил меня до палаты, уложил на кровать, я весь в поту был, и пошёл искать Лукича. Я же, отдышавшись, приподнялся повыше и лёг на подушку, обдумывая свои планы. Насчёт посещения Германии я не шутил, я действительно собирался посетить глубокий тыл. Основная работа предстоит по уничтожению коммуникаций, мостов и линий связи, но это лишь для прикрытия. Интересовало меня другое. Банки. Да, банки, где хранится золото, вот что будет нашей главной целью. Дальше с грузом уходим к швейцарской границе, переходим незаметно, деньги помещаем в тамошний банк – арендую сейфовое хранилище – и уходим к своим. Казаки свою долю вряд ли бросят, а я таскаться со своей не хочу, пусть в банке полежит. Документов русского дворянина вполне достаточно, чтобы всё оформить, это же нейтральная страна. Будут накопления на будущее. Всегда стоит иметь запасец на чёрный день. А хорошо всё же, что я за этот год преизрядно подтянул германский язык! Конечно, акцент не пропал, но стал едва ощутимым. С грамматикой вопрос решил, писать могу прописью. Думаю, это должно пригодиться в рейде. Тем более у меня в багаже германская военная форма на пять человек, точно по фигурам, моя офицерская и четырёх нестроевых солдат – для казаков.

Ладно, до рейда еще далеко, явно не сегодня начнётся – кто знает, когда я ещё восстановлюсь! А пока стоит подумать о насущном, о революционерах. В принципе, они мне не особо интересны, просто их возня рядом доставляет мне дискомфорт, вот и уберем их, заодно и казачки развеются, наверняка скучают тут в Москве по нашим славным фронтовым делами. Вот и пусть повеселятся, разгонят кровь богатырскую, отправят иродов на жертвенный огонь. Я понимаю, что среди революционеров есть запутавшиеся люди или молодёжь, которую поманили великими делами. Нужно и можно их вернуть на путь истинный. Но тут есть несколько моментов. Идёт война, и просто не до этого. Идеологическая война в России потихоньку будет проигрываться, тут как ни крути, если не прижмёт Николай Второй гайки, рухнет всё. У меня нет людей, чтобы занялись перевоспитанием, а жандармам я тупо не доверяю. Ну и последнее, сами влезли в это дело, так получите наказание. И не важно, что молодые и глупые, политика вообще штука грязная и кровавая. Так что винить им оставалось только себя. Ну или кураторов, что подбили их на это дело. Это война, а на войне убивают. С такими мыслями я и уснул.

Егор постоянно за мной присматривал – Светлана Николаевна ему полностью доверяла, – и следующие два дня приносил мне новости. Чтобы подгадать момент, когда рядом никого постороннего, я выходил из палаты, и Егор шептал мне новости на ухо в коридоре. В госпитале, к сожалению, уединиться было негде, или мне было просто не дойти до такого места.

Найти распространителя в госпитале удалось легко, Лукич по пьяни рассказал. Это оказалась девушка, поповская дочь, сестрой милосердия у нас работает, я её хорошо знал, она и нашу палату обслуживала. Та плакала, руки заламывая, чуть не купила казаков, а когда Егор её толкнул, подгоняя, взорвалась оскорблениями, называя их царскими выродками и церберами. Да много что наговорила сгоряча. В общем, жалости у казаков совсем к ней не осталось, ломали по-жёсткому, и много что узнали, после чего за два дня полностью эту ячейку и закопали. Точнее, тела утопили, оно так быстрее, лодка уже имелась. Резидента не взяли, тот в столице окопался, дядька с напарниками к нему поехали на поезде, Егор тут один остался, но агента в Москве легко взяли, из нашей сволоты был. Тоже многое порассказал. Денег с этой истории сняли восемнадцать тысяч – не много, но и не так уж мало. Поглядим, сколько с резидента возьмут.

Я слегка удивился тому, что за два дня столько людей уработали, всё же на четверых такое количество великовато. Но Егор пояснил. Оказалось, шестнадцать взяли в одном месте, они проводили что-то вроде совещания с раздачей инструкций и подобного. Остальных поодиночке за ночь переловили, зная, где живут, это оказалось провести не сложно. А дальше допрос, нож под сердце, и в реку. Надеюсь, не всплывут. Ну, казаки опытные, подобной ошибки допустить не должны. Вот так и закончилась эта история.

Через пять дней вернулся наставник со старыми казаками и сообщил: резидента взяли, причём с кассой, больше ста тысяч рублей, тот их только что получил. Посовещавшись, казаки предложили мне долю в тридцать тысяч рублей за такую наводку и интересную работу. Подумав, взял, если бы отказался, обидел бы уважаемых людей. А мне подарок привезли: собственноручно написанные резидентом мемуары. Сутки писал, лил горючие слёзы и писал. Я потом по-тихому дня три изучал эти откровения резидента. Да уж, мерзости хватало. Этот тоже из наших был, даже профессор какой-то, но легко дал себя завербовать во Франции и с азартом кинулся в революционную деятельность. Не столько из идеологических соображений, сколько на халяву деньги получить хотел. Очень любил их. Он и эти деньги выпросил на подкуп чиновников и политических, а из них планировал восемьдесят тысяч забрать, остальное по ячейкам распределить для революционной деятельности. Теперь у меня есть данные вербовщика. Только сомневаюсь, что они помогут. Джон Смит у англичан – что Иван Иванов. Скорее всего, использовано разово для вербовки. И не факт, что он действительно англичанин. Однако профессор имел отличную память и неплохо описал внешность того вербовщика. Глядишь, пригодится, была пара отличительных черт, по которым можно опознать, что редкость для разведчика, они обычно неприметную внешность имеют. У этого профессора-резидента ещё несколько ячеек было – в столице и в Киеве. Нечего казакам тут сидеть, пусть прокатятся, ликвидируют их. Я не жандарм, рассусоливать с врагами не буду. Нашлась тут пятая колонна, понимаешь.

* * *

Огладив правую сторону груди, я только вздохнул. А ведь доктор был прав, рёбра ещё долго будут давать о себе знать. Всего месяц прошёл с ранения, а рёбра всё не проходят. Впрочем, гипс сняли только два дня назад. И я ещё осторожно хожу, с тугой повязкой, и чувствую себя несколько непривычно. Это как у черепахи панцирь отобрать. Что-то не так, защиты нет. Умом понимаю, что это бзик такой, а всё никак от него не отделаюсь. Ничего, со временем пройдёт. В больнице меня задержали еще на сутки, чтобы пронаблюдать за моим состоянием. После чего разрешили переехать домой к Волковым. Больнице это тоже выгодно, койка освободится.

Этим утром я переехал. Осмотрел комнату, пока Светлана Николаевна суетилась. Между делом она сообщила, на сколько званых вечеров меня записала в ближайшие дни и сколько запланировала в своем особняке организовать. Даже как-то неловко будет сообщать, что я завтра уезжаю. Доктора я уже предупредил, мол, хочу посетить своё поместье под Казанью, тот нехотя, но разрешение дал. Заодно расспросил у него, сколько я еще на излечении буду. Оказалось, как минимум до конца лета, но и это ещё не факт, мне нужно быть осторожным. В это время войдет и отпуск, его дают на долечивание.

Изучив комнату, я пришел к выводу, что этот дом я не чувствую своим, он для меня чужой. Вот квартиры в обеих столицах – России и Франции – мне свои, родные, к которым я привык, хотя и было на это выделено непозволительно мало времени.