Но стрелять не пришлось. На стук в дверь отозвался пьяный женский голос:

– Ну, наконец-то!

Дверь открылась, и показалось симпатичное лицо. Девушку можно было бы назвать красивой, если бы не следы душевной коррозии в чертах лица. Что-то грязное в ней, порочное, а потому и отталкивающее. К тому же она была порядком навеселе.

– Ой!

– Тихо, Маша! – Закрыв ей рот, Богдан силой повернул девушку к себе.

А Ревякин, обогнув его, первым ворвался в квартиру.

– Спокойно, братва!

Веселая компания собралась в гостиной, а Богдан, затолкнув девушку в ванную, обследовал кухню и другую комнату. Никого. Теперь можно присоединяться к Ревякину. А за девушкой присмотрит дядя Костя.

В комнате за накрытым столом сидели трое. Двоих Богдан узнал – Мохнатый и Кипяток. Он знал их по фотографиям. А третьего он видел впервые. Внушительной внешности мужчина, мощный, заматерелый. Ревякин уже заставил их всех держать руки на столе.

– Будем паспорта проверять или так поговорим? – глядя на Махора, спросил Ревякин.

– О чем нам с тобой говорить, начальник? – с неприязнью во взгляде ухмыльнулся вор.

Богдан видел татуировки у него на пальцах. Видно, что у человека богатое уголовное прошлое.

– О жизни. О том, как дальше жить собираешься.

– Я знаю, как жить, начальник.

– А у нас две кражи «глухарем» висят. Можем поговорить об этом.

– Ну, давай поговорим, начальник.

– Пусть твои дружки погуляют…

Мохнатый и Кипяток не стали ждать, когда их попросят. Дружно поднялись из-за стола и, слегка пошатываясь, вышли из квартиры. При этом один из них попытался зацепить плечом Богдана. Как бы невзначай. Но Богдан знал, что нужно делать в таких случаях, потому парень скривился от боли, натолкнувшись на него.

Убогая квартира, мебели почти никакой, на стенах грязные обои, пол давно не мытый. И накурено так, что не продохнешь.

Ревякин открыл окно, чтобы проветрить комнату.

– Это тебе не тюремная хата, Махор, – с насмешкой сказал он. – Здесь решеток на окнах нет… Только вот непонятно, хорошо это или плохо?

– Это ты о чем, начальник? – Голос у вора густой, сиплый.

– Ну, мало ли. Вдруг напьешься вдрызг, каяться начнешь, потом из окна выпрыгнешь…

– Не понимаю тебя, начальник.

– Тут недавно один товарищ из окна вывалился.

– Да? И что?

– Может, сам вывалился, может, помогли…

– Я здесь при чем?

– Да при том, что ему помогли вывалиться. И ты одному человеку это предъявил.

– Кто? Я?! Ты что-то путаешь, начальник.

– Я так понимаю, ты за Рычагова хочешь спросить?

– А кто это такой?

– Законный вор. И ты, я знаю, законником объявился. Я тебя сейчас за жабры возьму и в кутузку. А потом в СИЗО. Тюрьма проверит, в законе ты или как…

– Я в законе, начальник. И нечего тут! – набычился Махор.

– Но я-то этого не знаю. Перстень вижу, может, звезды у тебя под рубахой. Но ведь все это нарисовать можно…

– Меня на Тобольской пересылке короновали! По всем законам! Уважаемые люди…

– Да ты не кипятись, не надо. Если ты вор, то ты за свои слова ответить должен. Ты обещал спросить с Шурина, ты с него и спросишь. А если нет, то грош тебе цена… А как ты с Шурина спросишь? Он с охраной ходит. И его наше ментовское начальство бережет. А тебя не бережет. Тебя уже сейчас можно закрыть. И мы тебя закроем. А ты в тюрьме покажешь, какой ты крутой. Если ты реально законник, то тюрьма – твой дом родной. И если Шурин туда попадет… – Ревякин нарочно затянул паузу.

– Как он туда попадет, если его ваше ментовское начальство бережет? – заинтригованно спросил Махор.

– Мы не то начальство. У нас большой зуб на Шурина… Короче, ты помогаешь нам его закрыть, и мы отправляем его в тюрьму.

– Кого закрыть, начальник? – жестко глянул на Ревякина уголовник. – Шурина? Ты хоть понял, что сказал? Я – законный вор, и я должен кого-то закрыть? Я что, за мусора сработать должен? Ты ничего не попутал, мент?

– Ты рогами тут не махай, не надо. И порожняки гонять не след.

– Какие порожняки, начальник? У меня реальный расклад!

– Откуда я знаю, реальный у тебя расклад или ты вола водишь, как дешевый фраер? Может, ты фанеру Шурину задвинул? Может, и не видел никто, как он от Коваля уходил… У тебя разговор с Шурином был, тебе умыть его надо было, не вопрос. Если ты пулю запустил, это твое право. Но ты законный вор, тебе словами бросаться нельзя…

– Не надо меня лечить, начальник, – презрительно скривился Махор. – Я вола не водил. Есть человек, он все видел…

– Что за человек?

– Я вор, начальник. Мне западло под мусоров подпрягаться.

– Но мы же здесь одни, никто из твоих ничего не слышит.

– Я сказал, начальник, – пренебрежительно отмахнулся от Ревякина вор.

– Ну, тогда собирайся! В отдел поедем, пальчики твои снимать будем. Вдруг это ты на Гоголя хату выставил…

– Какую хату, начальник? Я не при делах!

– Давай, давай! – Богдан расслабленно протянул к вору руку.

И это ввело того в заблуждение. Буйный нрав подвел. И пренебрежение к молодым операм. Махор с презрением отбил протянутую руку. И тут же его предплечье оказалось в жестком захвате.

Мощная рука у Махора, и голова соображает. Понял вор, что попался, напряг все свои силы, чтобы дать отпор. Но Богдан знал свое дело. И у самого силы в избытке, и еще он знал, как обратить энергию врага против него самого. С заломленной за спину рукой Махор грудью рухнул на стол и взвыл с досады.

– Сука мусорская!

Он снова напрягся, но Богдан ударил его подушечкой ладони по затылку. Сознания вор не потерял, но поплыл здорово. Зайцы у него сейчас в глазах скачут, тошнота под горлом. В таком состоянии он сопротивляться не будет. К тому же Богдан уже поймал его левую руку, свел с правой. И наручники с пояса снял.

– Я скажу! – затравленно прохрипел вор.

Но Богдан и не думал его отпускать. И наручники защелкнул на запястьях.

– Говори!

– Есть один пацан, Кипяток его знает. Он телку свою провожал, он видел, как Шурин из квартиры Коваля выходил. Шурин вышел, и он вышел. Дом обошел, а там Коваль уже лежит…

– Что за пацан?

– Пыж кликуха. Пыжов фамилия.

– Точно?

– Я тебе не баба, чтобы ломаться. Если сказал, значит, точняк.

– Ну что, на кичу тебя оформлять будем?