Рашке тоже не оправдал надежд — не нашли чекиста-пограничника, прятавшегося в деревне, мало того — еще и саму деревню сожгли, а в Вязники привезли тело Рашке с раскроенным черепом. Не исключено, что кретин говорил правду, но не все правильно понимал. Уречье могло служить еще одним условным местом встречи или лес рядом с этой деревней, а убившая Рашке Марфа — связная. Впрочем, нет, так можно слишком далеко зайти в отвлеченных умопостроениях. Все, конечно, проще, намного проще.

Но груз, важный для большевиков секретный груз действительно должен существовать, и его сопровождал чекист! Это-то как раз и подтверждает важность груза — его не доверили никому, кроме чекиста! Стоит тщательно проверить всю станцию и устроить здесь для капитана Хопрова, или как его там, приличную мышеловку. А потом не упустить момент и наглухо ее захлопнуть.

— Хочешь жить? — поглядев на Гната, вкрадчиво спросил Гельмут. — Я дам тебе возможность доказать свою преданность новому порядку. И золото ты получишь. Не вагон, конечно, а в награду за верную службу. Получишь дом, корову и сможешь взять себе любую бабу. Но пока ты снова отправишься в подвал!..

* * *

Волков всматривался в лицо человека, подобранного в горевшей деревне около дома бабки Марфы, — разбитое, потемневшее, с запекшимися губами, оно напоминало уродливую маску. Ничего от живого. Обтянутый кожей череп с блестевшими лихорадочным жаром глазами. Они беспокойно бегали по лицам окружающих его людей.

Человек был без сапог, но обут в потертые штатские полуботинки. Одет в комсоставовское галифе, разрезанное по шву около канта и потом снова аккуратно зашитое. Тощая шея болталась в воротнике коверкотовой гимнастерки со следами споротых петлиц. Фуражки не было, шевронов на рукаве тоже. Отобранный у него пистолет ТТ — обычный, армейский, и гранаты советские, противопехотные, в ребристых металлических рубашках. В карманах галифе и гимнастерки документов не обнаружили.

— Жив? — заметив, что раненый пришел в себя, спросил Антон.

— Кто вы? — разлепив спекшиеся губы, с трудом произнес неизвестный.

— Свои, — успокаивающе похлопав его по руке, ответил Волков. — Не волнуйтесь. Где вас ранило?

— Кто вы? — повторил тот, пытаясь приподняться, но со стоном вновь опустился на землю.

Он смутно вспомнил горящую деревню, перебегающие между домами непонятные фигуры с немецким оружием в руках, выбитый из руки пистолет и хриплое приказание не баловать. Потом темный провал беспамятства и, придя в себя, он вдруг обнаружил, что уже находится в лесу, среди неизвестных, странно и пестро одетых людей. Один в полосатой футболке, другой в милицейской форме, третий в маскхалате, а говорящий с ним — в мятом гражданском костюме и несвежей голубенькой сорочке.

Кто они, откуда взялись, почему его унесли в лес? И сколько прошло времени, пока он находился без сознания? Судя по теням между деревьев, уже вечер, скоро сядет солнце.

Кто этот человек, настойчиво пытающийся узнать, где его ранило? Он его раньше никогда не видел, а может быть, просто уже забыл это обычное, чуть скуластое лицо и светлые глаза? Русые волосы, щетина на небритом подбородке… Таких сотни, тысячи — встретишь и тут же забудешь, смешается память о нем с памятью о множестве других подобных лиц.

— Мы ищем Денисова, — тихо сказал Волков, наклонившись ближе к раненому. — Пограничника. Вы были вместе?

Перед вылетом на задание Антон видел фотографию капитана-пограничника Александра Ивановича Денисова, запомнил его приметы, цвет волос, глаз, рост. Получил пароль, назвав который, он мог доказать Денисову, что действительно является представителем центра. Определить точно — Денисов перед ним или нет, не было возможности. Рост примерно такой же, глаза похожи, но волосы потеряли свой первоначальный цвет, да еще сильно разбито лицо: неизвестный ранен в ноги и плечо, и видимо, не раз падал, спеша выбраться из своего укрытия. Лицо отекло, распухло, глаза ввалились, под ними залегли густые тени, губы спеклись…

— Кто вы? — опять прохрипел раненый.

— Капитан Хопров, командир спецгруппы, — ответил Волков. — Где ваши документы?

— Зачем они вам? — раненый попробовал приподняться. — Я военврач Сорокин. Юрий Сорокин.

— Юрий Алексеевич? — раздвинув стоящих, подошел к нему Костя. — Не узнаете? Я сосед Вали, вашей племянницы, помните? Вы нам еще про Дальний Восток рассказывали.

— А-а, — напряженно вглядываясь в лицо радиста, попытался улыбнуться Сорокин. — Где это было? Когда?

— В Москве, на Молчановке!

— Точно, — облегченно вздохнув, военврач откинулся назад. — В ботинке, под стелькой мои документы. Да нет, в правом…

— Где Денисов? — просматривая документы Сорокина, продолжал выспрашивать присевший у изголовья раненого Волков. — Может, вас перевязать? Раны беспокоят?

— Не надо, — устало прикрыл глаза Юрий Алексеевич. — Где Денисов, я не знаю. Теперь не знаю, — добавил он.

— Почему теперь? — насторожился Антон.

— Мы с ним на Вязники ехали в машинах… Потом в эшелон грузились. У меня раненые были, много, а он ящики какие-то железные… Помню, во дворе райкома деньги жгли, миллионы из банка…

— Денисов говорил, какой груз в его ящиках? — приподняв голову Сорокина, капитан дал ему воды.

Военврач некоторое время молчал, веки его вздрагивали, потом тихо сказал:

— Нет. Он просил, если случится что, вагон уничтожить. Обязательно поджечь. Именно поджечь!

— Как все произошло в Вязниках? — Антон закурил, отгоняя ладонью дым от лица раненого.

Наконец-то перед ним живой свидетель произошедшего несколько дней назад боя, способный пролить свет на загадочное исчезновение капитана-пограничника и его груза.

— Ничего, — усмехнулся Сорокин, — я сам курящий… На станции много поездов скопилось. Сначала немецкие самолеты налетели, бомбили жутко, земля тряслась и стонала, а потом выползли танки. Такое началось! Денисов и его водитель, тоже пограничник, собрали раненых, способных держать оружие, и залегли в цепь, а мне велели вагон поджигать. Именно поджигать! Глоба — это сержант-пограничник, который с Денисовым был, — танк гранатами подорвал, но и сам… Милиционеры там еще воевали, девушка с нами была, они все тоже… Никого не осталось.

— А вагон? — не выдержал разведчик.

— Я побежал, рядом раздался взрыв, ударило, волной и осколками посекло, потерял сознание. Если бы не бабка Марфа, сейчас бы уже травкой прорастал. А вагон стоит. Думаю, остался целым на станции.

— Как это — стоит? — опешил Волков.

— Когда меня со станции тащили, — проскрипел Сорокин, — он еще стоял, почти в середине состава. Говорить я не мог: контузило и много крови потерял — но вагон видел. Эшелон наш так и остался на путях, недалеко от вокзального здания. Могу показать, где. Номер вагона не сообщу.

— Наверное, не получится, — помрачнел Волков. — Немцев у станции до черта, и стемнеет скоро, а тебя, Юрий Алексеевич, в лесу оставлять нельзя. Да еще ребенок у нас на руках. Ладно, спасибо. Полежи пока, а мы помозгуем, как быть-воевать.