Что же. Я не хотел этого делать, но мне придётся. Я не буду марать руки и, тем более, бить ребёнка.

— Как я помню, твой отец работает в одной из моих фирм, — равнодушно поправляю галстук. Помялся из-за кое-кого. — Я не думаю, что он обрадуется, когда узнает, что лишился работы во всём Лондоне из-за своего сына. И одного звонка. Ты мне нравишься, парень. Потому что защищаешь Ланину. Но умей остановиться. Иногда твои бездумные и импульсивные действия могут стать для тебя ошибкой. И не только для тебя.

Я хлопаю его по плечу и прохожу мимо.

Взгляд у него удивлённый. Растерянный. И смиренный. В семье у них в последнее время дела обстоят не очень хорошо. И я прекрасно о ней знаю.

Мать Майка болеет, Ньюолл — старательный работник, обеспечивающий семью. Уволю его — они все пойдут на дно.

Поэтому приходится пользоваться грязным приёмом. Конечно, я никого не уволил бы. Делать мне нечего? Особенно, зная такие подробности.

Но я стойко решаю дойти до Лили. Если придётся все же врезать какому-то молокососу.

Я не знаю, куда иду, но вижу вдалеке её тонкую отдаляющуюся всё дальше фигурку. Скрывается за дверью, к которой и иду.

— Только попробуй сделать ей больно!

Пацан реально дерзкий.

Кто я такой, чтобы делать Цветочку больно?

Я приехал сюда, чтобы забрать её, а не для того, чтобы разбивать сердце ещё сильнее.

И настроен я решительно. Несколько бессонных ночей, и вот я здесь.

Открываю дверь, захожу в женскую комнату, судя по нежно-розовой отделке. Моя ванилька. Ходит из стороны сторону. Вытирает рукавом кофты слёзы, скатывающиеся по бледным щекам.

Плачет, глупышка. Зачем? Из-за меня? Она сама отшила меня. Сказала: «Нет».

Но я подонок, да. Потому что даже жена и ребёнок не остановили меня, чтобы приехать сюда.

Лили замечает меня сразу. Вздрагивает, оборачивается, когда закрываю за собой дверь.

— Да нет… — выдыхает обречённо.

А я без раздумий иду вперёд. Хватаю её за хрупкие и узкие плечики.

Рывком притягиваю к себе и наклоняюсь вниз. Впиваюсь в её пухлые и розовые губы настойчивым поцелуем.

Мечтал сделать это несколько дней.

Неправильно, да. Но я только о ней и думал. Медленно умирал вдали от неё. Уговаривал себя перестать думать о Цветочке. Сосредоточиться на ребёнке и жене.

А плевать мне на них. Не чувствую ничего. Поэтому приехал сюда.

Ведь мы оба знаем, что пропали.

Вконец. Нет пути назад, на спасение.

Меня не останавливает даже ребёнок, которого я хотел долгие годы.

И пусть я буду полноценным говнюком и совершенно не знаю, что делать дальше, слушаю сейчас своё сердце.

Нападаю на нежный Цветочек, который пытается вырваться. Отрицает то, что нам нужно быть вместе.

Сопротивляется, думая только о сестре. А я вот не могу думать о ней. Все мысли только о неугомонной ходячей проблеме, без которой скучно и пресно в жизни. Безвкусно.

Ради неё, узнав, что все рейсы отменили, чуть не сел в машину. Тридцать часов езды для меня казались смехом. Но аэропорты открыли. И я здесь.

Но, кажется, Ланина, не рада.

Разрывает поцелуй, тяжело дышит. Дотрагивается своей вздымающейся большой грудью до моего торса. Бьёт меня по груди, а я улыбаюсь, когда вижу её заплаканные зелёные глаза. Красный носик. Искусанные губы.

Но моя улыбка мимолётна. В следующие секунды слезает с лица.

— Уйди! Не тронь! — барабаню кулаками по горячему и твёрдому желанному телу.

Да что он только делает?!

— Не могу, — выдыхает. — За тобой приехал.

За мной? За мной?!

— Не глупи, Ричард! — выкрикиваю. — У тебя жена. Скоро ребёнок появится!

Мне так больно это говорить, но он безумен!

— Не могу я о них думать, — выпаливает резко. — Хватит, Лили. Ты ведь сама не можешь выдержать.

— Могу, — говорю и пытаюсь верить в это сама.

— Тогда почему ты плачешь? — мне нечего ответить. Правда. Они сами стекают по щекам. — Если ты мне не ответишь, я закину тебя на плечо и унесу. Аргументы, Лиль. Скажешь что-нибудь, из-за чего я сейчас должен оставить тебя здесь и уйти, и я это сделаю. Кроме ребёнка и Розы.

Он перекрывает мне кислород.

Не даёт сказать единственное, что у меня есть.

— Я не люблю твою сестру. Не любил последнее время. Привязанность — да. Я и предложение ей сделал случайно! А ребёнок… Знаю, я дерьмо чистой воды, но… Буду помогать ему. Не знаю, что-нибудь придумаем.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? Ричард, это ведь Роза, — всхлипываю, не веря, во что говорю. Нет, он не в себе! И пытается меня утянуть за собой. — Ты не можешь её так оставить. Как же ты так…

— Да потому что тебя люблю! — внезапно срывается, кричит и резким толчком прижимает к стене.

Набрасывается на мои губы как изголодавшийся зверь. Не хочет оставить мне шанса думать. Дышать. Взвесить своё решение.

Но я сопротивляюсь. Не в силах мыслить. Нет, не могу. Сейчас я должна следовать мозгу, а не своему сердцу.

Ради сестры.

Не ради своего счастья! Ради ребёнка, у которого не будет отца! И всё равно, что Ричард не тот человек. Я испорчу жизнь и ему, если правда не вскроется. Воспитывать чужого ребёнка…

Но что будет с Розой? Никому не нужен будет этот малыш. А разве он виноват в чём-то?

И лучше я останусь ни с чем, чем сломаю две жизни. И Райта тоже. Он говорит, что не любит её, только бы уговорить меня пойти ему навстречу.

Но не выйдет. За счастье близких мне людей нужно чем-то заплатить. И я собираюсь это сделать нами. Своим счастьем, своей любовью.

— А я… — собираюсь с этими жестокими словами. Я должна. Это не больно. Всего лишь несколько секунд. — Нет. Для меня это было детской влюблённостью. Я не люблю тебя, Райт.

Спустя 4 месяца

Вытягиваюсь в полный рост и тут же одёргиваю себя.

Куртка задралась. Но мышцы так затекли после перелёта, что было грех не размять затёкшее тело.

Поправляю пуховик, берусь за ручку чемодана и иду на выход из аэропорта.

Как только делаю это, морозный воздух ударяет по носу. Ладони в карманах леденеют, как и пальцы на ногах.

Суровая русская зимушка. Как же я по ней скучала!

Летела обратно домой, на родину, на всех порах, чтобы только поймать языком снежинку и ощутить её на носу.