Лед тронулся! Господа люди! Ура! Ветер шепчет, что скоро расцветут не только одуванчики на проталинах ТЭЦ, но и вообще все расцветет и запахнет. Заколосится и взойдет.

Так что, уважаемые любители половить рыбку в мутных льдах, посреди Крылатского водохранилища, поосторожнее там.

Жизнь одна. Здоровье не железобетонное. И его, как говорится, ни за какие деньги…

Не продашь и не купишь.

В общем, не то чтобы уже просто совсем Весна, но уже все-таки весна. И небо то высоко. То низко. То грачи прилетели. То вроде бы это не грачи, а опять эти вороны…

Но чирикают воробьи.

Они не канарейки, конечно, и не соловьи… Но что-то в них есть определенно милое сердцу простуженного бледного и худого жилистого горожанина.

Какой-то намек на грядущее счастье.

Вроде этих бессмертных строк:

«Мы выжили! Мы дожили! Мы живы! Живы мы!» – искренне восклицает за воробьев поэт.

Итак…

Зимняя шкура слезала с города медленно. В парках лежали неподвижные лиманы луж.

На бульварах обнажились цементные лишаи и глиняные ямы.

По вольерам Московского зоопарка, угрюмо озираясь, расхаживали туда-сюда похожие на шакалов белые медведи.

Хмуро прыгали кролики. А может быть, дикобразы.

Из нор высовывали полинявшие хоботы муравьеды.

В закрытых помещениях удушливо пахло жирафами и слонами.

По веревкам лиан весело скакали гориллы. Гориллы и обезьяны! Вот это замечательное зрелище! Прыг-скок! Особенно хороши макаки. Есть на что посмотреть нам с вами, товарищи!

(Говорят, что, когда сатана задумал создать человека, у него вышло это…)

Ну, или нечто подобное.

То есть вот эта макака и та симпатичная горилка. Если как следует приглядеться, то можно уловить некоторое, отдаленное сходство.

Особенно в выражении глаз.

Некоторая тоска.

Честно признаться, скажем, без всякого энтузиазма, – несколько удручающее зрелище…

Но!

Но справа и слева уже пробивается из-под мусорных залежей первая несмелая травка.

В облаках повисли каркасы новостроек. Бодро шмыгают крысяки, катаются в лужах обезумевшие от счастья коты. Мусорные контейнеры дали течь, и из них дружно побежали к канализационным люкам вешние ручейки…

Наступала Весна!

Неумолимая и прекрасная.

Звенела капель.

Было восемь часов утра.

Жил-был в третьем подъезде, в однокомнатной квартире, самый одинокий человек на свете, Андрей Иванович Доходяко.

И вот в восемь утра весны он застрял в лифте.

Застряв в лифте, Андрей Иванович первым делом попрыгал. Это не помогло. Андрей Иванович нажал кнопку «вызов». Из окошка диспетчерской зашипело.

В кабинке одновременно с шипением погас свет.

Доходяко обомлел.

Беспомощно стоял он в окружившей его непроглядной тьме. Из лифтовой щели сочился призрачный свет свободы.

Жизнь остановилась.

Вернее, нет, жизнь продолжалась! Продолжалась снаружи лифтовой кабинки. Там, на свободе, за стенами захлопнувшейся за Доходяко лифтовой клетки, по-прежнему текли ручьи, пели грачи, таяли сердца и проседали копченые снежные корки.

Пойманный постучал.

(Сперва нерешительно и несмело.)

Погромче.

И еще раз.

Попрыгал.

Стал нажимать все кнопки по очереди. Потом по нескольку разом. Одновременно.

Ничто не помогало.

Кабинка оставалась темна и неподвижна.

Несчастный беспомощно задышал. Укусил палец. Это тоже не помогло.

– Выпустите меня… – жалобно пролепетал несчастный.

В окошке диспетчера зашипело.

Шипение вселило в Андрея Ивановича надежду.

«Выпустите меня!» – попросился он снова.

«Выпустите меня сейчас же!» – потребовал он.

Шипение стихло. Вместо него из переговорного устройства донесся металлический лязг, какой-то хруст (точно кто-то мял сухую бумагу).

– Эй вы! Там! Вышлете бригаду! Выпустите меня немедленно! Я застрял! Я на работу опаздываю! – прокричал Доходяко в полной темноте лифтовой кабинки.

И лязг наконец сменил автоматический женский голос.

– Что у вас? – поинтересовался он.

– Ну, слава Богу! – облегченно воскликнул Доходяко. – Я-то уж думал, мне весь день тут сидеть!

– Что у вас? – все так же равнодушно повторил автоматический женский голос.

– Как это что, девушка! Я же говорю, я застрял… Дом шестнадцать. Корпус 2, ква…

(Доходяко не успел договорить, его прервал автоматический женский голос.)

– Что у вас? – спросил он.

– Девушка, вы издеваетесь? Я же говорю, я застря…

– Что у вас?

– Застрял в лифте, дом…

– Что у вас?

– На работу опаз…

– Что у вас?

– Не понимаю… Девушка. Вы о чем?

– Что у вас?

– Что у меня?

– Что у вас?

– Ну, я же говорю вам, я сел в лифт. Поехал. И зас…

– Что у вас?

– Понимаете. Простите, не знаю, как вас зовут…

– Что у вас?

– Я работаю механиком, на заводе. У нас очень строго с опозданиями.

– Что у вас?

– И могут премию не дать…

– Что у вас?

– А мне позарез нужна…

– Что у вас?

– Эта чертова премия.

– Что у вас?

– Хотел починить на даче забор..

– Что у вас?

– Но если опоздание впишут как прогул…

– Что у вас?

– Премии мне не видать.

Наступило молчание. Андрей Иванович растерянно всхлипнул.

Переступил с ноги на ногу. Молчание. Тишина. Темнота.

– Девушка?

– Что у вас?

– Я застрял в лифте…

– Что у вас?

– А мне на работу…

– Что у вас?

– Выпустите меня отсюда…

– Что у вас?

– Девушка, у вас есть другая диспетчер, мне кажется, мы с вами не очень понимаем друг друга…

– Что у вас?