Когда колонна машин с делегацией из Москвы подъезжала к «Заре», Генералову по радиотелефону кто-то сообщил, что в 16 часов у президента отключили все средства связи и телевизионный ретранслятор. И только теперь полковник Толстой начал понимать необычность происходящего: «Когда мы въехали на территорию дачи, приехавшие офицеры КГБ, по команде Генералова сменили мою охрану и взяли под контроль дежурную часть, КПП и гаражи со спецмашинами. Личная охрана президента во главе с генералом Владимиром Медведевым оставалась внутри помещений. При мне Плеханов приказал Генералову Горбачева с семьей и никого другого с территории дачи не выпускать. Затем он и другие руководители прошли в здание резиденции».

Президент после обеда переместился в кабинет поработать с документами, которые ему ежедневно доставляла фельдсвязь. Среди прочих бумаг находились заключения Верховного Совета и Кабинета Министров о недопустимости заключения нового союзного договора. Он знал об их содержании от Шахназарова. Поэтому читать не стал, подумав, как далеко они разошлись с Анатолием Лукьяновым, и как права была Раиса, уговаривая не продвигать так высоко друга Толю. В это время вошел Медведев и доложил, что приехала группа товарищей во главе с Болдиным и просят принять.

— Ты, Владимир, не шутишь? Я никого не жду. Кто там? — Когда Медведев перечислил приехавших, он выругался, встал и пошел к Раисе Максимовне. Вышел не раньше, чем через полчаса и приказал позвать «непрошеных гостей». Один за одним, гуськом, «заговорщики» робко вошли в кабинет и расселись. Наступила долгая пауза. Наконец, не выдержав молчания, а больше неизвестности, Горбачев спросил: «С чем приехали?». Первым громко, как будто рванувшись в отчаянную атаку, заговорил прошедший Отечественную войну и Афганскую кампанию боевой генерал Варенников.

— Михаил Сергеевич, страна наша, великое государство, данное нам в сбережение предками, гибнет, погружается во тьму анархии. И это происходит при вашем молчании, попустительстве и согласии… Уйдите в отставку. Даже император Николай II в такой ситуации уступил. А вы же коммунист!

— Не знаю, генерал твоего имени, но что-то я не понимаю. Ты что желаешь мне судьбы Николая? Не на того напали. Вы все посходили с ума. Вы сами губите государство. Через два дня будет подписан договор и все пойдет в законном русле…

— Не будет он подписан, — перебил президента (!) Плеханов. — Есть информация и вам Крючков ее докладывал, что Ельцин договора не подпишет и уговаривает других тоже не подписывать…

— Ты бы молчал, предатель. Тебе доверили охрану высших органов власти, президента. Я тебя человеком сделал, а он тоже туда, в заговорщики. Кто тебя втянул? Вон отсюда! — Плеханов не ответил, поднялся и вышел, — вы все сдурели. Кто вас послал?

— Михаил Сергеевич, мы привезли пакет документов и проект указа о введении чрезвычайного положения. Подпишите и мы уедем. А Вы лечитесь, отдыхайте… Болдин, пятнадцать лет работал его первым помощником и знал лучше других, что Горбачев никогда не станет делать того, что не сулит аплодисментов.

— Валерий, ты же меня хорошо знаешь. Я на применение силы не пойду и поэтому ничего я не подпишу. Что я, слабоумный? Лучше скажи, кто вас послал? Павлов и Лукьянов с вами?

— Извините, я вам этого не скажу.

— Ну, тогда и мотайте отсюда. Делайте что хотите, только без меня. Все, на этом закончим. — Горбачев встал, подошел поближе и неожиданно для всех пожал на прощанье руки. «Заговорщики» как мирно пришли, также мирно и удалились. Только зачем-то захватили с собой генерала Медведева. Поэтому согласно инструкции личная охрана перешла под команду Толстого.

«После их отъезда, вспоминал полковник Толстой, жизнь шла в прежнем ритме. Горбачев с семьей ходил на пляж. Загорал и купался. На комнатную антенну настроили первый канал, и президент видел все, что дальше происходило в Москве. Как 19 августа его объявили больным и как Янаев с кампанией робко пытались переломить ситуацию в стране. На второй день переворота сестра-хозяйка спросила, как обслуживать. Я ответил: как президента, его никто не снимал. Сам президент вел себя спокойно, никаких команд не давал. Только попросил привезти ему из соседнего санатория доктора-мануалиста Лиева. Я поехал, но Лиев отказался, сказав, что Михаилу Сергеевичу уже лучше, и он в лечении не нуждается».

В это время в Москве Ельцину удалось собрать сторонников контрреволюции и запугать заговорщиков, так как среди них не нашлось сильного и готового ко всему лидера. Они даже не решились на арест Ельцина, как главного сепаратиста. На третий день Крючков, Язов, Лукьянов прилетели к Горбачеву с докладом о провале попытки введения чрезвычайного положения. Но он их не принял. В этот же момент Ельцин предусмотрительно прислал самолет с командой офицеров и своего вице-президента Руцкого для «освобождения» Горбачева. И в этом он заговорщиков переиграл.

Когда Язова вместе с товарищами по ГКЧП задержали и выводили из административного помещения через парк к автобусу, старый маршал, проходя мимо невысоких, с раскидистой кроной деревьев, вспомнил, как не советовал он высаживать на территории дачи багряник, или иудины деревья, которые согласно преданию приносят несчастья. Видимо с этого времени старый воин навсегда поверил в приметы.

После выхода по амнистии из следственного изолятора, маршал посетил поликлинику и около одного из врачебных кабинетов встретил давнего фронтового друга, Героя Советского Союза, разведчика, писателя Владимира Карпова. После обычных расспросов о здоровье и семьях, Владимир Васильевич буквально с упреком спросил друга, мол, что же вы так робко действовали и дали Ельцину с Горбачевым вас разгромить.

— Ты знаешь, Володя, — с грустью, медленно подбирая слова, ответил маршал. — Горбачев нас всех запутал, а потом бросил. А мы с Крючковым, старые дураки, верили ему до конца.

Итак, фактически переворот состоялся. И возглавили его как раз Крючков и Янаев. Но удержать власть им не удалось. Поэтому получился он в пользу Ельцина, который перехватил инициативу у этих двух канцеляристов и, как будто спасая Горбачева, без особых усилий отстранил его от реальной власти.

С этого времени, как фороский пленник вновь получил личную свободу, он полностью лишился свободы действий как президент СССР. Двоевластие закончилось. До полного краха оставалось четыре месяца.

После разгрома Комитета по чрезвычайному положению и ареста его членов российские структуры по команде Ельцина в явочном порядке последовательно урезали полномочия союзных министерств и оставляли за ними только ответственность. Затем упразднялись и сами ведомства. Ельцин устал от обещаний Горбачева наконец-то начать экономические реформы и в конце октября объявил, что Россия начинает эти преобразования сама. В их основу были положены либерализация цен, приватизация, земельная реформа и введение российского рубля. Другим республикам было предложено присоединяться.

Первыми откликнулись Украина, Казахстан и Белоруссия. Горбачева в расчет уже никто не воспринимал, хотя он продолжал приезжать в Кремль и даже принимал иностранные делегации. Но узнав о предстоящей встрече «четырех» решил в ней участвовать и с этой целью пригласил к себе Ельцина, который, не желая этой встречи, все ж приехал.