Вот и сейчас Медунов появился в управлении, зная, что заместитель по возвращении в Москву, обязательно будет докладывать Андропову о поездке в Краснодар, а тот, глядишь, не забудет сказать Брежневу при случае, что Медунов органы уважает. Невелик капитал, так ведь курочка по зернышку клюет. Впоследствии, жизнь показала, что это ему не помогло. Когда Андропов стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, то есть хозяином страны и те же чекисты из Краснодара доложили ему о приписках и коррупции в крае к которым, хотя и косвенно, был причастен Медунов, реакция была безжалостной. Его сняли со всех постов и отправили в почетную ссылку на работу «десятым» заместителем министра плодоовощного хозяйства. Но это потом, через несколько лет, а сейчас, он хотя и чуть пропускал Чебрикова вперед, но все же заметно демонстрировал, кто здесь настоящий хозяин. Это проявлялось и в походке и в уверенности, с какой он занял центральное место за столом. Третьим, с достоинством, но с заметным почтением к высоким гостям — начальникам, ближе к краю стола уселся Смородинский. И генерал-лейтенант Чебриков и генерал — майор Смородинский были одеты в штатское. Как я понял позже, это тоже дань традиции. Негоже чекистам демонстрировать свои мундиры и регалии в присутствии партийных начальников в штатском. Как не крути, а пиджак всегда выглядит бледнее генеральского мундира. Исключение делалось только в праздничные дни. Например, каждый год 20 декабря, когда партийные начальники, правда, редко первые лица, обычно вторые, третьи секретари парторганов, приходили к чекистам поздравлять их с очередной годовщиной создания органов защиты революции — ДНЕМ ВЧК — КГБ. Тогда все сотрудники должны были быть в парадной форме. В праздник затмить блеском мундиров штатские пиджаки гостей, пусть и высоких, партийных, не считалось нескромным. Между тем Смородинский объявил тему совещания: «Экономика страны и роль органов КГБ в повышении её эффективности» и предоставил слово для доклада Чебрикову.

Теперь мы все знаем, что к середине 80 годов экономика СССР была в глубокой стагнации. Технологическая отсталость, непроизводительные расходы, невероятно огромные объемы бракованных изделий, ужасные потери при производстве и переработке сельхозпродукции и как следствие низкие темпы прироста валового внутреннего продукта. А тогда никто об этом открыто не писал и не говорил. Да и Чебриков, характеризуя экономическую ситуацию, больше пользовался общими выражениями. Конкретного сказано было мало. Поэтому составить полную картину из его доклада было нельзя. Перелистывая свою старую записную книжку, я обнаружил, что в тот день на совещании я записал только три цифры: 1. Прирост ВВП за 1973 год составил всего 1,2 %. Потери урожая от поля до прилавка около 30 %. Брак изделий легкой промышленности составил более 1/3 от объёма. Слушать такие цифры было неприятно. Хотелось услышать, а что же делает правительство страны для исправления ситуации. Однако, когда Чебриков стал говорить о путях выхода из тупика, я был несколько удивлен. Не помню реакции других, а мне, человеку, который ежедневно сталкивался и решал проблемы экономики на уровне городского хозяйства, странно было слышать то, что он предлагал. Впервые я услышал, как опытный, высокого ранга государственный деятель утверждал, что многие проблемы экономики можно решать чекистскими средствами. Только для этого необходимо создать новые подразделения по оперативному обеспечению промышленных предприятий, а также транспорта. А ещё он сообщил, что уже принято решение увеличить количество местных подразделений КГБ и создать их в большинстве городов и районов для сбора информации на всех объектах народного хозяйства, в том числе сельского. Закончил Чебриков тем, что КГБ СССР и ЦК КПСС очень надеются на чекистов, на их помощь в повышении эффективности советской экономики. После, как положено, выступили представители всех регионов. Они дружно поддержали и саму идею более активного подключения чекистов к решению экономических проблем и, особенно, планы по созданию новых подразделений. Итоги совещания подвел Медунов. Он попросил Чебрикова передать глубокоуважаемому товарищу Андропову, что чекисты Кубани при поддержке краевой парторганизации с честью выполнят поставленные перед ними новые задачи.

На выходе из зала, после окончания совещания, импульсивный и, как потом выяснилось, доверчивый Борисов, придержал меня за рукав и довольно громко сказал: «Плохо дело в стране. Чекистов всегда подключали к решению самых запущенных проблем». Я с ним внутренне согласился, но, внешне никак не откликнулся, помня напутствие одного из ветеранов НКВД, что в органах нельзя доверять даже себе.

Через несколько дней из Москвы пришло указание о создании в краевом управлении транспортного и промышленного подразделений, а также шести новых отделений в Тихорецке, Тимашевске, Анапе, Геленджике, Белореченске и Павловской. В управлении было сформировано также разведывательное подразделение. Его назвали, чтобы не путать с внешней, разведкой с территории. В нашем случае имелась в виду территория Краснодарского края. Позже, в управлении появилось еще одно достаточно необычное для того времени подразделение. На него возложили функции контрразведывательного обеспечения деятельности органов внутренних дел. А попросту говоря, по контролю за работой милиции. Уже тогда преступность среди милиционеров стала зашкаливать. И чтобы хоть как-то сбить этот рост, в ЦК партии решили взять их под колпак КГБ. В прошлом, с 1930 года и до смерти Сталина, чекисты «опекали» милицию. При Хрущеве посчитали это неоправданным. Теперь возвращались к старому. И как показала жизнь не зря. Начиная с центрального аппарата МВД и по всей стране, за короткий срок сотрудники новых подразделений выявили тысячи оборотней в погонах. Среди них был и министр Щелоков. Чекисты Краснодарского края вскоре разоблачили банду из тринадцати сотрудников МВД, которую шесть лет возглавлял капитан Савелов — начальник уголовного розыска одного из городских отделов УВД края.

Так, к девяностым годам, сложилась андроповская структура оперативных подразделений органов КГБ, которая уже не менялась до самого конца этой в чем-то могучей, а в чем-то беспомощной спецслужбы-защитницы, как казалось тогда, бесконечной революции.

Начал Крючков свою деятельность на посту Председателя КГБ с курьеза. По окончании XIX партконференции на коллегии ведомства он настоял на принятии решения о не допущении в стране организованной оппозиции (в духе старорежимного «держать и не пущать»). Когда оно пришло в органы, там не знали как его выполнить, не нарушая противоположного решения только что принятого на Всесоюзной партконференции. В нем коммунисты были обязаны, а сто процентов чекистов были коммунистами (!), укреплять плюрализм, создавать условия для формирования многопартийной системы. В условиях которой, понятно, без оппозиции не обойтись. Естественно, из органов в Центр посыпались запросы: как быть, что выполнять? Нашли такой выход. В устных разъяснениях рекомендовалось проявлять больше бдительности только в отношении радикальной оппозиции. Так и выкрутились. В ЦК партии это решение коллегии не послали, впервые нарушив строгий порядок.

— Владимир Александрович, как обстановка в стране?

— Михаил Сергеевич, очень сложная. Сепаратисты рвут ее на части. Но у нас руки повязаны. Мы только отслеживаем обстановку. Разрешите ударить по самым оголтелым. Может, и другие одумаются. В ряде республик мы уже не владеем ситуацией. Особенно в Литве, Грузии, в западной Украине.