– Малышечки,– нежно сказала она.– Ох, мальчишечки. Надеюсь, у вас будут хорошие братишки на небесах.– Она оглянулась на Михаила.– Ты меня ненавидишь? – спросила она.

– Ненавижу тебя? – Вопрос изумил его.– Нет.

– Я бы тебя вполне поняла, если бы ты ненавидел,– сказала она.– В конце концов, именно я ввела тебя в эту жизнь. Я ненавидела ту, что покусала меня. Она лежит там, с самого края.– Рената кивнула в сторо– ну тени.– Я была замужем за сапожником. Мы ехали на свадьбу моей сес– тры. Я сказала Темке, что он перепутал поворот, но разве он слушал меня? Конечно, нет.– Она жестом показала в сторону больших камней.– Темка умер при превращении. Это было… двенадцать весен назад, мне кажется. Он все-таки не был здоровым мужиком; из него получился бы жалкий волк. Но я его любила.– Она улыбнулась, но улыбка не задержа– лась.– У каждой могилы своя история, но некоторые из них появились даже раньше, чем здесь оказался Виктор. И потому кажется, что они – немые загадки, а?

– Сколько уже… стая живет здесь? – спросил Михаил.

– О, я не знаю. Виктор говорит, что старик, умерший за год до моего появления, жил здесь двадцать лет, и старик тот знал других, которые пробыли здесь еще дольше. Кто знает? – она пожала плечами.

– А хоть кто-нибудь здесь родился? И выжил?

– Виктор говорит, что слышал о семерых-восьмерых, которые роди– лись и выжили. Конечно, со временем и они умерли. Но большинство де– тей или рождались мертвыми, или умирали через несколько недель. Поля уже прекратила свои попытки. И я тоже. Олеся пока еще достаточно мо– лода, чтобы поупрямиться, да и стольких детей она уже похоронила, что теперь сердце у нее должно быть, как один из этих камней. Что же, я сочувствую ей.– Рената оглядела сад кругом и посмотрела вверх, на вы– сившиеся березы, сквозь которые пробивалось солнце.– Я знаю твой сле– дующий вопрос,– сказала она, прежде чем Михаил смог его задать.– От– вет – нет. Никто из стаи никогда не покидал этого леса. Это – наш дом, и всегда будет нашим домом…

Михаил, все еще одетый в лохмотья прошлогодней одежды, кивнул. Сейчас мир, который когда-то был его миром, человеческий мир,– казал– ся ему смутным, похожим на давнее воспоминание. Он слышал, как в вет– вях пели птицы, и видел, как некоторые из них порхали с ветки на вет– ку. Это были красивые птички, и Михаил заинтересовался, будут ли они хороши на вкус.

– Пойдем назад.

Своеобразная церемония окончилась. Рената пошла в сторону белого дворца, а вслед за ней и Михаил. Они еще не ушли далеко, когда Михаил услыхал далекий, высокий звук свистка. Вероятно, где-то в версте на юго-восток, прикинул он. Он остановился, вслушиваясь в этот звук. Не птица, а…

– А-а,– сказала Рената.– Это примета лета. Идет поезд. Пути про– ходят через лес не так далеко отсюда.

Она продолжала шагать, потом остановилась, заметив, что Михаил не двинулся. Свисток прозвучал вновь, короткая и визгливая нота.

– Должно быть, на пути вышел олень,– решила Рената.– Иногда там можно найти убитого. Это бывает совсем не плохо, если только солнце и хищники не поработают над ним.– Свист поезда затих.– Михаил? – под– стегнула она.

Он все еще прислушивался; свисток заставил что-то внутри его за– тосковать, но о чем – он не совсем понимал. Рената ждала его, а бер– серкер крался где-то по лесу. Пора было идти. Михаил еще раз оглянул– ся на сад, с его выложенными из камня прямоугольниками, и пошел за Ренатой домой.

В полдень второго дня после того, как похоронили детей, Франко схватил Михаила за руку, когда тот сидел на коленях снаружи белого дворца, выискивая в мягкой земле съедобные корешки. Франко подтянул его за руку вверх.

– Пойдем со мной,– сказал он.– Нам надо бы кое-куда сходить.

Они двинулись, направляясь через лес на юг. Франко оглянулся на– зад. Никто за ними не следил, это хорошо.

– Куда мы идем? – спросил его Михаил, потому что Франко тащил его за собой.

– В сад,– ответил он.– Я хочу увидеть своих детей.

Михаил попытался выдернуть руку из ладони Франко, но Франко стиснул ее сильнее. Он хотел заплакать, не иначе как потому, что ему не нравился Франко, но стая бы этого не одобрила, Виктор бы этого не одобрил; ему самому следует разбираться с собственными отношениями.

– Зачем я вам нужен?

– Чтобы копать,– сказал Франко.– А теперь закрой рот и шагай бы– стрее.

Когда белый дворец остался позади и лес закрыл за ними свои зе– леные ворота, Михаил понял, что Франко не полагалось этого делать. Возможно, законы стаи не позволяли вскрывать могилы после того, как хоронили детей; возможно, отцам запрещалось видеть мертвых детей. Он не был уверен, но знал, что Франко пользуется им, чтобы делать что-то такое, чего Виктору бы не понравилось. Он попытался идти помедленнее, но Франко стал тянуть его, вывихивая руку.

Успевать за Франко было тяжело; у этого человека был такой шаг, что у Михаила в легких скоро закололо.

– Ты дохлый, как цыпленок,– ворчал на него Франко.– Иди скорее, ну же.

Михаил споткнулся о корень и упал на колени. Франко дернул его за собой, и они продолжили идти. На болезненном кареглазом лице Фран– ко светилась жестокость; даже сквозь человеческую маску проглядывала волчья морда. Может быть, раскапывание могил – это к несчастью, думал Михаил. Потому-то сад и был так далеко от белого дворца. Но человече– ская натура Франко отвергла все ограничения; как любой отец-человек, он сгорал от нетерпения увидеть результаты своего семени.

– Идем, идем! – говорил он Михаилу, оба они спешили через лес.

Еще несколько минут – и они вырвались на прогалину, где были прямоугольники из камней. Франко резко остановился. Михаил наскочил на него, но это столкновение на Франко никак не отразилось. Он только бессильно раскрыл рот.

– Боже праведный,– прошептал Франко.

Михаил тоже увидел это: могилы в саду были разворочены, повсюду были раскиданы кости. Черепа, маленькие и большие, некоторые челове– ческие, некоторые звериные, а некоторые смесь того и другого, лежали, расколотые, перед Михаилом. Франко прошел дальше в сад, ладони у него скрючились по бокам, как когти. Почти все могилы были раскопаны, их содержимое вырыто, разломано на кусочки и безобразно раскидано вок– руг. Михаил уставился на лежавший ухмыляющийся череп, с острыми клы– ками и клочком серой шерсти. Неподалеку валялись кость предплечья, а дальше кости кисти руки. Маленький изогнутый позвоночник приковал взгляд Михаила, потом детский череп, раздавленный с неистовством. Франко шел дальше, влекомый к тому месту, где были захоронены свежие трупы. Он переступал через старые кости и наступил на череп, нижняя челюсть которого была отломана, словно кусок перегнившего дерева. Он остановился, шатаясь, и уставился на выскобленные ямы, куда два дня назад были положены новорожденные. На земле лежала разодранная тряп– ка. Франко поднял ее, и что-то изорванное и красное, кишевшее мухами, упало на листья.