Шинкарев лежал на спине, Патриция рядом — ее голова на его плече, ее правая рука на его груди. Под луной женское лицо казалось совсем юным, как на фотографии в каюте.

— Я видел твое фото на яхте.

— Да... Семнадцать лет, первый курс Сорбонны — математика, физика.

— Травку курила?

— Представь себе, нет. Вообще скромная была девушка. Знаешь что? Пошли купаться! Давай раздевайся!

Она села ему на живот, расстегнула и рывком скинула свою рубашку. На ней был черный кружевной бюстгальтер с низкими чашечками. Вытянув ноги поверх его ног, она легла грудью на его грудь, уткнувшись губами куда-то в шею. Руки Андрея охватили ее спину, в таком положении он замерли. «Как раньше».

— Не тяжело? — прошептала Патриция.

— Нет. А ты похудела, — сказал он, поглаживая ее спину.

— Похудеешь тут...

— А это что?

Плечо ее было заклеено пластырем, такой же пластырь — на левом боку.

— С виллы. Можно сказать, дешево отделалась. И на ногах есть, смотри.

Она села на камни, сняла ботинки и стянула брюки. Действительно, на бедрах и икрах — нашлепки пластыря и подсыхающие красные ссадины. Трусики, как и бюстгальтер, тоже в черных кружевах — видно, вообще любила этот фасон.

— А купаться-то тебе можно?

— Можно, пошли!

Начало светать: фиолетовое небо зарозовело с востока, показались острые черные скалы. Раздевшись догола, Патриция вошла в воду, обернулась и вскинула руки, поднимая над головой мягкие каштановые волосы:

— Иди сюда!

Они долго плавали в утренней прохладной воде, потом вышли и легли рядом, крепко обнявшись... Спустя час Патриция, утомленная всем сразу, спала в его руках. Кричали чайки, слышались гудки проходивших судов. Солнце уже встало, но на них падала тень от скалы, умеряя жару. Не открывая глаз, Андрей нашарил какие-то тряпки, кажется, ее военные штаны, попытался, насколько возможно, прикрыть женщину. Почему-то ему было неудобно, что она совсем обнаженная. Дело не в наготе как таковой, а... в беззащитности? Он хотел хоть чем-то защитить Патрицию. Впрочем, штаны почти ничего не прикрывали.

«Это твоя женщина. С кем бы она ни была до тебя. Это ясно. Но остальное... тут придется потолковать».

* * *

Рано утром в маленьком баре на окраине города Чен разговаривал с Джекки. Тот коротко доложил ситуацию — мелькали упоминания о подушках, одеялах, банках консервов, бутылках водки. Потом Чен достал лист бумаги, и они составили список, содержащий уже несколько иные пункты: специальные комбинезоны и обувь (Джекки передал размеры), а также автоматы, гранаты, приборы ночного видения.

Закончив со списком, Чен дал Джекки еще одно задание. Обдумывая его, тот долго скреб круглую, коротко стриженую голову.

Когда Чен ушел, Джекки взял у бармена городские «Желтые страницы» и сделал несколько звонков. Положив трубку, он сел в свой продуктовый фургон и направился в сторону моря — на частный аэродром, где у деревянного пирса выстроились несколько небольших гидросамолетов. Самолетики были потрепанные, давно устаревших моделей, но летали. Во всяком случае, так уверял их хозяин, который встретил Джекки у ворот алюминиевого ангара. Тут же, в ангаре, был оформлен предварительный заказ на аренду аэроплана.

Расставшись с Джекки, Чен отправился в арсенал спецслужбы ВВС. Привез его туда Вонг на одном из своих неприметных старых фургончиков. В него они и закинули все, что было выдано согласно заявке. Вонг повез барахло куда-то на окраину столицы, Чен же, кроме арсенала, посетил еще технический отдел спецслужбы ВВС, где получил странный прибор — черный, угловатый, с ремнями, которыми он удобно крепился на груди.

Лишь только Чен Сяован вышел за ворота воинской части, намереваясь взять такси, на его сотовый пришел звонок. Звонил некто Костас Димитриадис — представитель фирмы «Лимассол инвестментс Лтд», лишь вчера вечером прилетевший в страну для встречи со своим сотрудником, Андреем Николаевичем Шинкаревым. И с ним, Ченом Сяованом. Раньше эти двое уже встречались, и, в общем, у них не было причин для недоверия. Чен обещал сам позвонить вечером и назвать место встречи. У господина Димитриадиса было две просьбы: во-первых, не предупреждать Шинкарева о своем приезде и, во-вторых, дать им возможность поговорить наедине. Чен обещал все устроить.

О том, что ему порекомендовали побеседовать с Крысой, и кто именно рекомендовал, господин Димитриадис пока умолчал.

* * *

Тень постепенно отступала, солнце светило на ноги Патриции. На сгибах загорелой кожи слегка белела соль. Она открыла глаза:

— Я, что, уснула? Совсем голая?

— Да. Совсем голая.

— Как приятно... А хорошо я дралась?

— Ты дралась здорово!

— Как кто? Скажи! Как Брюс Ли?

— Как кошка. Нет, как крыса!

— Э-э-э... Это что, комплимент?

— Наивысший.

— А как дерутся крысы?

— С кем?

— Ну, с человеком.

— Если крысу загнать в угол, то она атакует яростно. Подпрыгивает и вцепляется, куда достанет. Часто в лицо.

— Тогда это не я. Я тихая и скромная девушка.

— А как же гороскоп и досье?

— Это Чен сказал про досье? Болтает много. Хотя Чен хороший друг. Он мне как брат. Мы с ним ни разу не спали, представляешь! Он просто мой друг.

— А я кто?

— А ты мой мужчина.

Закрыв глаза, Патриция обняла и поцеловала Андрея.

«Французская женщина русского лейтенанта. Не лейтенанта. И не совсем французская. Какая разница?»

Горячий воздух струился от скал, заставляя колебаться и дрожать уже не черные, а темно-серые пики, чьи вершины отливали серебром в бледной от зноя голубизне.

— Как называется этот остров? — спросил Шинкарев.

— Я не знаю. Знаю только, как называется эта бухточка.

— И как?

— Лунсинху.

— Странное название. Хотя здесь красиво.

— А хочешь, посмотрим на город? Обнаженные, они снова вошли в воду и переплыли бухточку. Под каменной аркой били сильные волны. Спрятавшись за мокрой глыбой, они смотрели на порт, на проходящие суда, на лесные горы, которые поднимались за прибрежным строем белых высоток. Со стороны открытого моря донесся мерный гул, и недалеко от них прошел американский эсминец, направляясь в порт. Моряки в белой парадной форме группами стояли вдоль бортов.

— Видишь? — Андрей указал на кормовой флаг со звездами и полосами. — Тебе нужно встать по стойке «смирно».

— Прямо так?

Патриция поднялась перед ним, широко разведя руки. Прозрачная вода доходила ей до колен, блестела мокрая кожа, золотистая от загара. Снизу виднелись следы от купальника, сверху их почти не было.