большевиков о том, что украинцы принимали ограниченное участие в боях на их стороне. Как уже упоминалось выше, Андрей Иванов утверждал, что в совещании большевиков ранним утром 29 октября (11 ноября) участвовали представители украинских частей. По Затонскому, в бой на стороне большевиков пошли солдаты-богдановцы, с развернутыми желто-голубыми флагами – вопреки приказам своих же офицеров{604}. Он же утверждал, что радовцы «весьма извинялись перед штабом, когда тот указывал, что местами по юнкерам стреляют отряды с желто-голубыми знаменами», и даже пытались представить дело так, что украинский флаг поднимали сами большевики – дабы создать впечатление, будто их поддерживает Центральная Рада{605}. Трудно сказать, насколько можно этому верить. Ситниченко вспоминала, что, спускаясь к Днепру, чтобы отвезти приказ артиллеристам на Слободку, встретила около двух десятков подвод с патронными ящиками, которые сопровождали украинский офицер и солдаты; на обратном пути она встретила еще одного украинского офицера и получила от него патроны{606}.

События этих дней впоследствии назовут «треугольным боем» – имея в виду, что каждая из трех сторон дралась против двух других. Как видим, определение это не вполне точное: штаб военного округа действительно был «против всех» (и в конечном счете проиграл), но большевики и украинцы друг против друга не воевали.

Первый день боев не дал определенных результатов. Ни у одной из сторон не было решающего преимущества. Ночь прошла неспокойно. Корреспондент «Киевлянина», чья политическая позиция не вызывала сомнений, сообщал:

В течение всей ночи с 29-го на 30-го октября и утром на улицах Печерскего [sic] и Институтской шел уличный бой. Юнкера, казаки и чехо-словаки очищали улицы от хулиганов и большевиков. Приняты самые решительные меры к подавлению мятежа и к вечеру город будет очищен от преступников{607}.

В ту же ночь точечная «акция» удалась украинским солдатам (во всяком случае, если верить прокурору Киевского окружного суда, рассматривавшему это дело месяцем позже). Во время перестрелки большевиков с юнкерами «группа солдат украинского георгиевского полка явилась в штаб крепости и арестовала бывших там начальствующих лиц – начальника штаба полковника Козина и комендантских адъютантов капитанов Саливона и Приходкина, которых впоследствии солдаты того же полка под командой какого-то прапорщика вывели на площадь и у ограды Печерской Лавры под откосами Днепра подвергли расстрелу». Адъютанты оказались убиты, а полковник Козин ранен в полость рта{608}…

Но стрельба была не только на Печерске. С неизвестного автомобиля стреляли на Вознесенском спуске. На Тарасовской улице ружейным выстрелом был ранен в голову дежурный пожарной команды Лыбедского района. На Большой Васильковской тремя «большевиками» (видимо, мнимыми) был обезоружен милиционер, в районе Собачьей тропы – еще два милиционера. На Александровской улице толпа, подстрекаемая неизвестным в форме прапорщика, пыталась совершить самосуд над заведующим участком милиции Подольского района, но последнему удалось отразить нападение. Разумеется, в ту же ночь почувствовали себя вольготно воры и грабители. Вооруженные ограбления произошли в Чеховском переулке, на Набережно-Крещатицкой; на Александровской площади удалось задержать вора, причем арест его сопровождался стрельбой. Задержанный на Николаевской улице грабитель с куском бархата оказался железнодорожным милиционером{609}…

«Треугольный бой»: окончание

Понеся заметные потери в ночном бою и подобрав убитых и раненых, юнкера-константиновцы закрылись в здании училища, отстреливаясь из его окон. Чтобы попытаться выбить их оттуда, большевикам следовало выбить с позиций юнкеров Алексеевского училища{610}. Но здесь пришла – вернее, прилетела – помощь из-за Днепра.

Утром 30 октября (12 ноября)[30] Олеся Ситниченко пришла к Андрею Иванову, который передал ей записку для Богданова. Нужно было отвезти приказ на Слободку тяжелой артиллерии. Девушка «несмело» вызвалась поехать. Подумав, Богданов согласился. Поехали на грузовике, втроем: сама Олеся, шофер и солдат.

Їдемо ланцюговим мостом. На другому боці видко гармати. Човнами до них переїжджають юнкери. Я подала командирові наказа.

– Не можу виконати. Нема. Гармати в порядку, гарматна служба на місцях, але нема захисту. Он бачите молодчиків в човнах. Якщо вони перепливуть – гармати пропали. Потрібна піхота.

Я думаю не довго. Сіли в ваговіз, поїхали до Слобідського Райпаркому.

Там повнісінько наших хлопців, втомлених з безділля, заспаних, скудовчених. Рушниці теж є. Поки я говорила з секретарем Райкому, робітнича дружина рушила на призначене місце.

Повертаючись, біля мосту ми бачили таку картину: гармат не видко за людьми. Юнкери раз-у-раз гепаються в воду підстрілені дружинниками.

У кінці мосту салдат щодуху закричав мені в ухо.

– Відкрийте рота, відкрийте!

Я, дивуючись, виконала наказа.

І раптом: ур-р-р-жах! – розлігся десь неймовірної сили звук.

Це була перша гарматна вісточка.

Костянтинівській юнкерській школї набій відкусив ріг величезного будинку, забивши відразу кілька десятків юнкерів{611}.

Картина, возможно, приукрашена – но то, что артиллеристы открыли стрельбу по Печерску, не вызывает сомнений. Бондаренко утверждал, что артиллерийскому дивизиону передали координаты по телефону из авиапарка. Пристрелялись довольно быстро, и вскоре у здания Константиновского училища разорвался снаряд. «В здании полетели стекла и окна[,] и перепуганные юнкера выбросили из окна белое полотнище, а охранявшие конно-горный артдивизион просто разбежались в разные стороны. Новиков направил к училищу вооруженный отряд бойцов для принятия капитуляции». После некоторых пререканий юнкера были разоружены, обысканы и закрыты в помещении. К восставшим присоединились освобожденные конногорцы. После этого почти без боя сдалось Алексеевское училище{612}. Таким образом, южная часть Печерска перешла в руки большевиков. Между авиапарком и Арсеналом оставались два центра дислокации правительственных войск: Николаевское училище и школа прапорщиков в Бутышевом переулке – хотя и не принимавшая активного участия в бою, но мешавшая связи с Арсеналом. Командиру школы предъявили ультиматум, который он отверг. Завязалась еще одна перестрелка с активным участием арсенальцев.

Тем же утром – был понедельник – в Арсенале дали обычный гудок на работу. Юнкера пропускали рабочих, полагая, что те приступят к работе. Чтобы усыпить бдительность патрулей, старшие рабочие в кузнице действительно начали работать. Но истинные намерения арсенальцев быстро выяснились. Юнкера окружили завод. Рабочий Святоха вышел на разведку и был тут же задержан. Сказав юнкерам, что идет домой, он обманул их бдительность: зашел в столовую, откуда через забор вернулся на территорию завода. Его выбрали руководителем обороны. В первой же перестрелке, неосторожно встав из окопа, погиб рабочий Прокофий Аистов (его именем до недавнего времени назывался Ипсилантиевский переулок, по соседству с заводом). Юнкера окопались в Мариинском парке и у дома командующего военным округом. Поставили две пушки у Дворцовой пожарной части (на углу Александровской