21 года не исполнилось, когда его пригласили в Москву, в труппу Большого театра. А чуть раньше в столицу переехала Марина Семёнова. Пожалуй, они первыми проложили дорогу из Ленинграда в Москву, потом туда отправятся Гусев, Лопухов, Вайнонен, Захаров, Лавровский, Григорович, Уланова… А сегодня на сцене Большого театра танцуют выпускницы Вагановского училища Светлана Захарова и Евгения Образцова.

Москва была для Ермолаева новой вершиной, и он, конечно, волновался. В Ленинграде была привычная публика, уже сложился репертуар, а что ждало его в Москве, где в те годы царил Асаф Мессерер? Прежний соперник – неистовый Вахтанг Чабукиани – остался в ГАТОБ, а Большой и Москву надо было завоевывать.

И всё повторилось – на сцену Большого Ермолаев не вошел, а ворвался, сразу же отправив в нокаут столичных балетоманов своими неземными прыжками. Разбег, толчок – и атлетическое тело взлетает на невиданную высоту, и при этом всё наполнено актерским содержанием, смыслом, энергетикой роли.

Его звездной ролью стал роль Филиппа в «Пламени Парижа». Балет в четырех актах и семи картинах на музыку Бориса Асафьева был поставлен в 1932 году в Ленинграде Василием Вайноненом. Искусствоведы любят писать, что это был первый советский балет, а Федор Лопухов в своих воспоминаниях расставил акценты: «“Пламя Парижа” показало Вайнонена оригинальным балетмейстером… В балете много поют, много мимируют, жестикулируют, стоят в массовых мизансценах в картинных позах. Больше всего нового содержит танец четверки марсельцев – героические акценты, почти отсутствующие в старых балетах… Главное – это танцы в образе, и вместе с тем танцы бравурные, блещущие сами по себе… Танец басков, поставленный Вайноненом, верен главному: духу народа и образу спектакля, идее пламени Парижа. Глядя на этот танец, мы верим – именно так плясали баски на темных улицах Парижа конца XVIII века, и огнем революции был охвачен восставший люд». В любом случае, это было необычно, и спектакль перекочевал в Москву. Несмотря на то что партию Филиппа Ермолаев танцевал в очередь с Асафом Мессерером, ленинградец взял реванш – балет принес ему абсолютный успех. Мессерер – виртуознейший танцовщик, но он невысокого роста, а тут на сцену вышел гигант – молодой красавец с горящими глазами, необузданной энергией и ошеломительной техникой. В «Пламени Парижа» Ермолаев достиг высочайшего рубежа в своем творчестве. Па-де-де из этого спектакля, которое часто исполняется на балетных конкурсах, безусловно, несет на себе отпечаток его находок и откровений.

«Мне хотелось, – рассказывал Ермолаев, – создать внутренне насыщенный, углубленный образ вожака народных масс Филиппа. Я постарался использовать технологию классического танца в применении к создаваемому облику героя. Если до сих пор еще существует в балетном спектакле разрыв между абстрактностью вариаций классического танца, строившегося просто на красивых движениях и жестах, и пантомимными сценами, долженствующими осмыслить и спаять каким-то цельным содержанием эти отдельные эффектные танцы, то задача режиссера и актеров советского балета значительно сложнее и глубже. Мне хотелось создать единый целостный образ Филиппа, раскрыть танцевальными средствами идейную целеустремленность и динамичность героя спектакля». За исполнение партии Филиппа в балете «Пламя Парижа» Ермолаев был удостоен Сталинской премии первой степени в 1947 году, уже после травмы, о которой речь пойдет ниже.

В Большом театре Ермолаев танцевал много – «Лебединое озеро», «Жизель» (партии Альберта и лесничего Ганса), «Дон Кихот», «Три толстяка» в хореографии Игоря Моисеева (гимнаст Тибул).

Он исполнил партию классического танцовщика в балете «Светлый ручей», который оказался многострадальным. Поставленный в Ленинграде Федором Лопуховым, хорошо принятый, получивший громкую прессу, он переехал в Москву, но… не понравился Сталину. И вскоре спектакль был обруган и снят с репертуара.

В судьбе Алексея Ермолаева этот балет сыграл трагическую роль. Шел 1937 год, танцовщику было 27 лет. За плечами – всего половина звездной карьеры. Он полон сил и планов… Репрессии его не коснулись, как можно было бы подумать, – произошло другое: во время спектакля «Светлый ручей» Ермолаев зацепился за неплотно пригнанную на сцене рейку, и связки не выдержали – со сцены его унесли с раздробленным суставом голеностопа. Понял ли он сразу, что время его полетов жестоко и мгновенно прервалось? Это была трагедия.

Удивительно, но в 1937 году его отправили на лечение в Париж, где провели несколько операций. В Париже Ермолаев смог побывать в Опере и увидел Матильду Кшесинскую. Нет, не на сцене – она уже не танцевала, сидела в ложе, но держалась с таким достоинством, что от нее было не отвести глаз.

В Москву Ермолаев вернулся без трости, на которую вынужден был опираться довольно долгое время, и надеялся когда-нибудь вернуться на сцену. А пока, получив предложение Минского оперного театра поставить спектакль, с радостью согласился, ведь это обещало творчество. В Минске совместно с Федором Лопуховым он поставил первый белорусский балет «Соловей» на музыку Михаила Крошнера. В основу либретто, которое Ермолаев написал сам, легла одноименная повесть Змитрока Бядули, рассказывающая о жизни крепостных крестьян. На премьере постановщикам устроили овацию.

Два года, казавшихся Ермолаеву вечностью, он восстанавливался, поставив себе цель вернуться на сцену любым путем. И он вернулся. С большим трудом, преодолевая боль. Каждое движение, каждая репетиция, каждый выход в спектакле доставляли огромные страдания. Наверное, каждый артист балета знает, что такое восстанавливаться после травмы, но и отступить невозможно.

Понадобилось время, чтобы определиться с репертуаром, ведь как профессионал Ермолаев понимал, что танцевать свои любимые партии уже не сможет. Психологически справившись с этим, он решил обратиться к пантомимным актерским партиям. Это совсем другое искусство: другая пластика (тут важен жест, мимика), другой грим – крупный план, можно сказать. И Ермолаев выиграл этот бой – родился новый артист, другой Алексей Ермолаев. Это не было уступкой судьбе: ему удалось создать на сцене Большого театра целую галерею незабываемых актерских работ и еще раз войти в историю.

Для начала Ермолаев обратился к своей верной партнерше Марине Тимофеевне Семёновой: давай я попробую выступить в «Раймонде», но не в партии Жана де Бриена, как раньше, а в партии Абдерахмана. И каким же потрясающим он был в новом амплуа! Он сумел показать восточную природу необузданного воина, сгорающего от страсти к Раймонде, и всё, как и в танце, делал по-своему. В «Раймонде» Семёнова и Ермолаев последний раз работали вместе.

В паре с Галиной Сергеевной Улановой Ермолаев тоже сделал несколько выдающихся работ – например, стал незабываемым Гиреем в «Бахчисарайском фонтане». Поначалу он скептически отнесся к этой роли: «Это какой-то ходячий кафтан», но потом так увлекся, что зритель увидел совершенно неожиданную актерскую работу. Особенно отмечали сцену, завершающую первый акт, – когда Гирей, сраженный красотой Марии,