За два года до смерти он размышлял, что, если бы меньше отвлекался на другие дела или имел несколько талантливых молодых помощников, он все же смог бы создать некий «общий метод изложения идей, в коем все истины разума были бы сведены к некоему математическому выражению»[556]. Такое изобретение стало бы «ключом ко всем наукам»[557]. Вспомним, как в романе «Мидлмарч» Джордж Элиот описывает одержимого ученого Эдварда Кейсобона. Трудом всей его жизни был незавершенный «Ключ ко всем мифологиям», и у него, как у Лейбница, мысли были «заняты неопубликованными материалами»[558]. Однако, в отличие от Кейсобона, усилия Лейбница по поиску универсального ключа дали свои плоды. Прямым их результатом стало его новаторское развитие математической логики.

Идея искусственного языка, облегчающего умозаключения и научные достижения, витала в воздухе довольно давно. Примерно за 40 лет до времен студенчества Лейбница Декарт размышлял, что если бы кто-то мог «правильно объяснить, каковы в человеческом воображении те простые идеи, из которых составлены все человеческие мысли», то теоретически можно было бы построить язык, не позволяющий «сбиться с пути… что позволило бы крестьянам судить вернее, нежели судят сейчас даже философы»[559]. Декарт, похоже, не тратил времени на разработку такого языка, как это делали другие. В подходе Лейбница новым было то, что он акцентировал внимание на числах и идее применения математических методов к искусству рассуждения. В своей юношеской диссертации он хвалил Гоббса, который «справедливо утверждал, что все, что делается нашим умом, является вычислением, под которым следует понимать либо сложение суммы, либо вычитание разницы»[560]. Лейбниц полагал, что предложенный им язык сможет свести все интеллектуальные споры к простым вопросам исчисления, если окажется возможным присвоить понятиям числа и математически ими управлять. Таким образом можно будет прояснять даже религиозные истины, и тогда миссионерам станет легче обращать язычников. Один из методов Лейбница состоял в том, чтобы простыми числами обозначать примитивные понятия, а составными числами обозначать комбинации этих базовых элементов. Такой подход использовал Курт Гёдель (1906–1978) для разработки двух самых важных теорем в математической логике XX в. Тем не менее подобное манипулирование понятиями не оказалось особенно продуктивным за пределами математики[561].

Получив ученую степень по философии и праву в Лейпциге, в 1666 г. Лейбниц поступил на юридический факультет Альтдорфского университета под Нюрнбергом и в течение шести недель защитил докторскую диссертацию. Ее тема заключалась в разрешении сложных вопросов гражданского права: Лейбниц утверждал, что ответ на них всегда может быть получен из принципов международного или естественного права. Преподаватели факультета были впечатлены, и через несколько месяцев ему предложили профессорскую должность. Однако 20-летний Лейбниц шире понимал свое предназначение и отказался от работы. В течение года у него сложился образ жизни, которому он следовал до самой смерти: постоянное перемещение между разными сферами, от естественных наук и философии до мира политики и дипломатии.

Его первыми двумя патронами были архиепископ Майнцский фон Шёнборн, один из восьми курфюрстов агломерации государств, которой Вольтер дал незабываемую характеристику не Священной, не Римской, не Империи, а также бывший первый министр Шёнборна барон Бойнебург. Архиепископ поручил Лейбницу работать над реорганизацией юридического кодекса, а затем назначил его судьей в одном из высших судов Майнца. Бойнебург нанял Лейбница в качестве советника, помощника и библиотекаря; эти двое стали друзьями, и Бойнебург вскоре вовлек его в какую-то секретную работу, которой Лейбниц задал логическое направление. Один из кандидатов на освободившийся в 1668 г. престол Польши обратился к Бойнебургу за помощью, и тот велел Лейбницу написать предвыборные материалы, чтобы опубликовать их под именем вымышленного польского аристократа. Лейбниц подготовил брошюру, в которой использовались научные методы Галилея, Бэкона, Гоббса и Декарта, по крайней мере так это декларировалось в предисловии. Из 60 предположений и их следствий делался вывод, что должен победить названный кандидат. Из-за задержки печати брошюра вышла в свет фактически уже после поражения на выборах.

В то же время Лейбниц писал работы по физике, философии и богословию. Эти предметы в его уме были тесно связаны, поскольку он чувствовал, что новая наука о материи и движении угрожает его «величайшему благу жизни, именно уверенности в вечном существовании после смерти и надежде на то, что благость Божия снизойдет некогда на добрых и невинных»[562]. Задача философии – устранить эту очевидную угрозу. В качестве первого шага к примирению религии и новой науки молодой Лейбниц выдвигал различные аргументы, показывающие, что материя и физические тела «сами по себе, без бестелесного [то есть нефизического] начала, существовать не могут»[563]. Таким образом, Лейбниц сделал еще один шаг вперед после Декарта, утверждая, что материя не только не объясняет разум, но разум нужен для объяснения материи.

Будучи в Майнце, Лейбниц размышлял об энциклопедии, в которой систематизировались бы все отрасли знаний. Возможно, он задумался об этом, приводя в порядок хаотичное книжное собрание Бойнебурга. Также Лейбниц разработал план для своего magnum opus, который должен был начинаться с принципов науки и логики, доказывать существование Бога и бессмертие души, а затем отстаивать христианские убеждения. Хотя тройственная природа Бога и присутствие тела Иисуса в освященном хлебе не могли не вызывать сомнений, согласно Лейбницу, философия могла, по крайней мере, показать их последовательными и правдоподобными. Работу предполагалось завершить рассмотрением Священного Писания и церковной власти. Результатом стало бы богословие для всех.

Двор Шёнборна был хорошим питомником подобных экуменических схем. И Шёнборн, и Бойнебург пытались наладить мир между церквями. Но Майнц вряд ли можно было назвать эпицентром науки и философии в Европе. Поэтому в свои 20 с лишним лет Лейбниц начал искать контакты с новаторами и научными обществами в других местах.