В июне 1941 года, за двое суток до начала войны, Гравицкий был переброшен на территорию Западной Украины в составе большой группы агентов, экипированных в форму советских пограничников, с заданием убийства, как только начнутся военные действия, высшего и старшего командного состава, нарушения связи и создания паники в наших оперативных тылах. По другим, менее достоверным, данным, Гравицкий действовал в составе аналогичной группы в районе Белостока. В последующем еще как минимум дважды (в июле и августе 1941 года) перебрасывался в тылы Красной Армии в составе диверсионных групп.

После возвращения в Марокко Гравицкий продолжил сотрудничество с немцами. Внедрившись в руководство местной ячейки Свободной Франции, он спровоцировал конфликт между сторонниками и противниками де Голля, что крайне осложнило нелегальную работу. Одновременно он всячески препятствовал спасению беженцев-антифашистов, которым грозила депортация в Германию. Особо следует отметить неоднократные контакты Гравицкого с представителями немецкой военной миссии в Касабланке, а также с резидентами германской разведки, приезжавшими в Северную Африку.

В настоящее время весьма вероятна попытка перехода Гравицким линии советско-германского фронта. Не исключено, что этому будет предшествовать заявление о его «гибели» или тяжелой болезни. Ввиду этого, все сотрудники органов контрразведки фронтов и военных округов Европейской части страны обязаны проявлять ужесточенную бдительность. До сведения оперативного состава контрразведки и всех привлекаемых к розыскным и проверочным мероприятиям надлежит довести, что каждый, кто даст реальный результат по обнаружению и поимке или ликвидации Гравицкого, будет немедленно представлен к правительственной награде.

Главное Управление считает необходимым обратить внимание всех руководителей органов контрразведки на особую опасность, которую представляет разыскиваемый, и обязывает для его поимки или ликвидации максимально использовать все оперативные и другие возможности.

Лимон принесли нарезанным, и это слегка расстроило. Хотелось увидеть плод целиком: большой, в желтой грубой кожуре, с пупырышками, с острым хвостиком. Потом достать нож, отрезать первую дольку… Работники ресторана оказались излишне предупредительными, плоские дольки, распластанные по тарелке, сразу же напомнили разделанную сельдь.

Ричард Грай, налив очередную рюмку, ткнул маленькой двузубой вилочкой в желтую лимонную мякоть, немного подумал, отставил тарелку в сторону. Потреблять «Николашку» совершенно расхотелось. Закусывать коньяк лимоном имело смысл в компании собутыльников-французов, дабы в очередной раз полюбоваться плохо скрытым презрением к варвару, не понимающему азов культуры. Его же самого изрядно забавляли парижские снобы, способные просидеть над винной картой битый час, выбирая «шато» нужного урожая. Подобных знатоков приятно было представить в грязных окопах, а еще лучше у расстрельной стенки, в очередной партии заложников.

Бывший штабс-капитан охотно бы оставил Прекрасную Францию немцам еще лет этак на двадцать. Ничего иного она не заслужила.

Глоток коньяка сразу же сделал мир теплее и ярче. Зато уменьшилось пространство, стены подступили ближе, люстра неслышно опустилась почти к самой поверхности стола. Зеркало куда-то исчезло, что весьма порадовало, а вот груда бумаг на скатерти, напротив, подросла, накренилась, угрожая рухнуть под собственным весом. Газетные вырезки напоминали теперь листы грубой жести, зачем-то разрисованные латиницей.

Зажигалка негромко щелкнула, выпуская на волю огонек, не синий, как обычно, а отчего-то белый.

– У вас было открыто, – проговорил огонек голосом Мод. – Рич, добрый вечер! Рич…

– Добрый! – бывший штабс-капитан подмигнул огоньку. – Добрый вечер, добрый следователь. Все доброе-доброе… «И сама от него утаила, что работает Лёлька в ЧК…»

– Боже, Рич, да вы же пьяны!

Женское лицо появилось словно ниоткуда. Даже не лицо – театральная маска, грубо слепленная из воска. Пустые глаза, недвижные холодные губы.

– Рич, но так же нельзя. Я пришла поговорить по делу…

Он отложил зажигалку, вынул изо рта папиросу, бросил на стол.

– Какие у нас с вами дела, товарищ капитан? Дела – у прокурора. А у нас так, делишки.

А на утро взбешенный легавый

Отдал Лёльке приказ боевой:

Кончить парня в пятнадцатой камере —

Кепка набок и зуб золотой.

– Неостроумно! Что вы пьете? Как всегда, коньяк? Хорошо хоть лимон догадались нарезать.

Теперь голос доносился со стороны, где стояло второе кресло. Бывший штабс-капитан, не глядя, пододвинул в нужную сторону чистую рюмку, вернул на место папиросу и наконец-то закурил.

– Сами нальете? Не упрекайте меня, Мод! В вашем серо-черном мире все пьют коньяк, по крайней мере, если верить Голливуду. Это стиль – такой же, как ваш берет и плащ с широкими плечами. И, кстати, косметика. Все дамы здесь хотят походить на Марлен Дитрих. Чем эта тетка вас так зацепила?

Соседнее кресло молчало. Наконец послышался негромкий хрипловатый голос:

– Она знает себе цену, Рич. И умеет не продешевить. Быть некрасивой и продавать себя за миллионы – вершина успеха, по крайней мере, так думают очень многие. Жаль, что вы напились, нам и в самом деле есть о чем поговорить.

В рюмке еще оставалась ровно половина. Ричард Грай, взглянув сквозь коньяк на ближайшую лампочку, не без сожаления поставил рюмку на стол.

– Для того, чтобы выпить, у меня есть целых две причины. Первая очевидна. Как может себя чувствовать человек, которого кто-то мечтает подстрелить? Я бы сам нашел этого типа и решил вопрос, но, как видите, меня здесь просто заперли. Но патруль только в холле, заходи через черный ход – и стреляй по новой. Могу убежать, но все равно поймают, город маленький. А спать с моей «Астрой» под подушкой не слишком удобно, она большая и тяжелая.

– Поэтому вы дверь не закрываете? – в голосе женщины промелькнула насмешка. – Рич, я выясняла, на вас покушались не арабы, по крайней мере, не та банда, которую сейчас допрашивают в комиссариате. Это действительно неприятно, не спорю. Правильнее всего увезти вас в Касабланку…

Бывший штабс-капитан согласно кивнул:

– А в Магадан еще правильнее. Это первая причина, Мод. А вот и вторая. Шерлок Холмс оценивал каждое дело по количеству выкуренных трубок. У меня другая метода, считаю на рюмки. Интересующее вас дело оказалось не слишком сложным, но очень мерзким по сути. Начинаешь окончательно терять веру, причем даже не в человечество, а в здравый смысл своих коллег. Скажите, Мод, как бы вы поступили, узнав, что меньше чем через полвека ваш коммунизм накроется медным тазом, Сталина признают преступником, СССР распадется, а президент новой России лично возложит венок к могиле Антона Ивановича Деникина?

Лицо-маска вновь оказалось рядом, пустые глазницы плеснули холодным огнем.